Название: Вратарь Автор: Quillslinger Оригинал: www.fanfiction.net/s/4329250/1/The_Keeper Перевод: timros (Солонка) Пейринг: 8059 Рейтинг: NC-17 Жанр: romance, general Дисклеймер: всё принадлежит сами-знаете-кому Саммари: Дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Примечание переводчика: Поскольку ностальгия доедает последние остатки совести и мозга, выкладываю этот перевод здесь, чтобы после очередного болезненного переезда не пришлось искать семью собаками на болотах Баскервилей. Автор рисунка живёт здесь. Весь текст в пост не поместился — окончание в комментариях.
В июле 2006 года Джанлуиджи Бюффон был снят с соревнований за Кубок Мира из-за драки во время матча с клубом Ювентус. В 2006 году его имя было у всех на устах, но лет десять тому назад он был всего лишь малоизвестным местным футболистом, гонял мяч за Парму, больше ничего примечательного о нём и не скажешь. На каком-то очередном июльском званом ужине Хаято увидел его около лестницы в отцовской бальной зале: перчатки, джерси, маникюр под новый смокинг, идеально начищенные остроносые ботинки, каблуки легко стучат по паркету.
Джанлуиджи опирается на витые перила одной рукой, в другой — бокал вина: бледный глянец Тосканского солнца под пеленой нежного света многочисленных хрустальных люстр. Гокудера был приглашён на этот вечер в качестве юного дарования — начинающего пианиста, у которого уже есть приятные черты профессионала: тонкие суставчатые пальцы, маленькие изящные косточки. Гокудера прекрасно помнит ужас, охвативший его при виде этих взволнованных, беспокойных смуглых рук Джанлуиджи. Внимательный, сосредоточенный взгляд, изучающий и запоминающий малейшие движения. Мучительные сомнения, терзания совести были отброшены — он хотел взглянуть в глаза этому огромному незнакомцу.
— А ты наблюдательный, — разговор перетекает в нужное русло. Гокудера машинально потянул воротничок и недоверчиво нахмурился. Бюффон этого даже и не заметил. — Здесь очень красиво. Можешь мне помочь? Кажется, я немного потерялся. — То есть? — Тебе не кажется, они ошиблись с выбором главной персоны на вечер? — Небрежный смех. Он теребит отворот пиджака, будто пытается заслужить доверие Хаято.
Прежде, чем Гокудера успел придумать ответ, к их разговору присоединился ещё один человек. Мелодичный женский смех, взмах чёрной тафты — голубые глаза Бюффона тают, наполняются радостью.
— Кажется, я спасён, — Он поправляет осанку. — Тебя как тебя зовут, парень? — Хаято. — Гокудера отвечает с минутной задержкой. — Хаято. — Бюффон, улыбаясь, повторяет вслух. — А меня зовут Джанлуиджи. Приятно познакомиться.
Он передаёт свой полупустой бокал проходящему мимо официанту, и нежно обнимает покорное женское плечико. Они обмениваются улыбчивыми взглядами и уходят, оставляя Гокудеру один на один со своими размышлениями. А тот запоминает едва уловимое, плавное движение длинных пальцев вниз по ножке хрустального фужера к тонкому плечу. На этом их первое знакомство окончено.
С годами этот человек для него из Джанлуиджи превратился в Джиджи. Джиджи из Аззури, Джиджи — Человек–Паук. Джиджи — легенда, да, конечно — особенно после матча в Германии — и теперь Джиджи Павший. Его втянули в запутанную криминальную историю, дошло даже до повестки в суд. О нём судачили всяк и каждый, за ним пристально следили. Теперь они видели то, что Хаято увидел тогда, у лестницы: человека, который точно знал своё место в схеме игры жизни, созданной специально для него. Хищный взгляд голубых глаз прикован к цели, и эта цель — весь мир.
***
Одним тёплым апрельским днём Реборн сказал: «У Цуны будет отдельное специальное поручение на время свободной недели перед экзаменами. Ваша задача — быть готовыми к любым изменениям в плане».
Об этом все благополучно забыли, но, как известно, жизнь нас заставляет многое делать добровольно. Им пришлось быстро вспомнить о словах Реборна ровно через две недели, когда они пристёгивали ремни безопасности в самолёте, направляющемся в Италию, а точнее, в Милан. За всё это время никто из них не удосужился серьёзно относиться к словам Реборна и понимать его высказывания буквально.
Факты говорят сами за себя. Конкретно в данный момент времени и пространства в атмосфере царит постоянное подозрение и недоверие. Из списка «подозреваемых» выпадают только: Сасагава, оставшийся на скамье запасных игроков из-за приближающихся экзаменов в колледже (одна только мысль о нём в колледже наводит тоску и уныние) и дети, потому что слишком шумные (мудрое решение). Остальных, в том числе и девчонок с их постоянным удивлением на лицах, в аэропорту встретит и заберёт специальный кортеж. Их разместят в отдельных апартаментах в Брюне, где у Реборна зарезервирован весь тринадцатый этаж.
Вообще–то, Гокудера всегда на чеку. Для него все малейшие подвижки являются прямыми сигналами изменений в планах. Десятому до совершеннолетия осталось ещё года полтора — Гокудера точно помнит дату — и чем ближе этот знаменательный день, тем более очевидными становится расстановка сил в этой шахматной партии. Правая рука обязан следить за всеми изменениями внутри Семьи, и, поскольку из всех присутствующих только Гокудера знает Реборна дольше всех (ну, за исключением его мерзкой сестрицы), Гокудера гордится тем, что он всегда в курсе дел Семьи. А если так, то он не должен удивляться чему-нибудь вроде:
— Куда вы везёте Десятого, Реборн–сан?
Реборн делает вид, что не слышит вопрос, и неспешно идёт по длинному холлу от эскалаторов. Вопреки всем законам физики, Гокудере приходится буквально подпрыгивать на месте, чтобы сохранять видимость размеренной неторопливой походки.
Так они прошли через фойе. Времени четыре часа утра, и всё равно, к их приезду в зале важно суетится персонал, чуть ли не расшаркивающийся перед ними. Их лица источают гостеприимство и радость при виде их делегации.
— У Цуны на завтра специальное задание. — Реборн не терпит возражений. — И мы сейчас туда направляемся. — Чёрт возьми, «туда» это куда?! — Палермо. — Палермо? Это же на другом конце страны! — Значит, нам придётся успеть на самый первый рейс, — Реборн, как обычно, само спокойствие.
Они выходят на тротуар, где вдоль гостиницы стройными рядами вытянулись одинаковые чёрные машины, тонированные окна бликуют от каскада ядовитого света уличных фонарей. Гокудера снова задаёт вопрос Реборну, и снова не получает на него ответ. И тут Гокудера понимает, что он стоит и тупо пялится на макушку шляпы Реборна, откуда на него уничижительно и почти с жалостливым снисхождением смотрит Леон. Слушай, а ты чего ещё хотел, читается в его огромном жёлтом глазу.
— Даже не пытайся туда пробраться тайком. — Я и не собир… — Ты думал об этом. Не надо. Иначе я свяжу тебя и утоплю в канале.
Пока Реборн открывал дверцу машины, перед глазами мелькнул Десятый: он аккуратным брёвнышком лежал на заднем сидении, связанный по рукам и ногам, во рту живописно торчал кляп. Это дивное видение из жизни простого итальянского мафиози окончательно переубедило Гокудеру ехать куда–либо. Он усилием воли заставил себя разжать кулаки, хоть пальцы произвольно сжались в ребристое средоточие силы. С огромным трудом Гокудера убедил себя, что в остекленевших глазах Цуны, видимых в крошечный просвет между сидениями, застыло выражение, которое нужно понять как «Держись, Правая рука! Не волнуйся за меня! Смело выполняй указания Реборна!», а вовсе не «Спаси!»…
— А нам что делать?
Тонированное окно, в которое минуту назад Гокудера так хотел залезть, чтобы вытащить Цуну из лап Реборна, медленно опустилось. Привычно бесстрастное лицо Реборна окрасила слабая улыбка.
— Бьянка присмотрит за девочками. А ты в это время займись Ямамото. Покажи ему город.
С этими словами машина Реборна уехала, оставив Гокудеру на стоянке перед гостиницей в одной футболке и в одном носке. Хаято с тревожной тоской смотрел, как вдали исчезают из виду их сигнальные огни.
— Бейсбольный придурок уже был в Италии!
***
У итальянцев есть поговорка: «Могилы полны загробной свободы».
Гокудере казалось, что он вполне способен добавить ещё пару-тройку свежих. Прямо сейчас. Уже минут десять он, как последний дурак, стоит в коридоре перед дверями номера, правда, на ногах уже два носка, но всё в той же футболке со стразиками «Смертельно опасен!». Острый прицельный взгляд, как у винтовки 20-ого калибра, он полностью контролирует свои действия, аккуратно поднимает кулак, чтобы постучать вот в эту дверь как можно громче. Десять минут сверлит eё взглядом…
Откуда–то из глубины апартаментов доносится невнятное бормотание, потом приглушённый шорох, удар, возня — так обычно пробираются на ощупь в полной темноте, шаря руками по стенам в поисках спасительного выключателя. Обычно, эта эпопея заканчивается с включением прикроватной лампы. Гокудера кривится в ехидной понимающей улыбке, он с чувством выполненного долга спокойно выдыхает: спокойствие, только спокойствие.
В следующий момент дверь открывается с лёгким щелчком, Ямамото вырисовывается в дверном проёме: помятый, тёплый ото сна, он лениво зевает вместо приветствия, почёсывает пузо, и засовывает руки в глубокие карманы пижамы.
— Я вырубился. Сколько сейчас времени?
Очевидно, этого кошмарного дурака даже ежедневный риск и опасности не научат элементарной бдительности. Гокудера готов на спор поставить свои именные пистолеты, чтобы доказать эту теорию на практике. Он даже по прошлой дружбе поможет закатать Ямамото в ковёр.
Прошло секунд двадцать, прежде чем Ямамото наконец перестал зевать как умирающая сова и наскоро растёр лицо широкой ладонью, снимая последние остатки дрёмы. Его тёмные зрачки сфокусировались на человеке перед порогом, наступило узнавание:
— Ой. – В его голосе неподдельное удивление, его дыхание сбивается. — Это ты. Привет.
Последняя фраза сопровождается улыбкой: довольной, радостной и… неожиданной. На нём нет майки. Нет носков, только треники болтаются низко на бёдрах. На голове не причёска, а настоящее воронье гнездо. Без какой–либо видимой на то причины Гокудера остро реагирует на эти мелочи: по спине пробегает тягучая волна напряжения, докатывается до самого затылка — Гокудера сильно, до розовых полос трёт шею, пытаясь отделить себя от пережитых эмоций. Футболка становится влажной, прилипает к телу. Такой набор ощущений становится постоянным, привычным. И, если он не ошибается, то следующим по списку будет…
Нет.
— Восемь. — Он выплёвывает время как горькую пилюлю, выковыривая присохшую к глотке цифру, выдёргивая её с корнем на свет Божий. Слова ощутимо раздирают где–то внутри слизистую, оставляя следы и потёртости. Гокудера это чувствует.
Ямамото — да будет это сказано в его оправдание — только–только начинает озираться по сторонам.
— Уже? — Он спрашивает, а в голосе тонкая смесь удивления и констатации факта. — С ума сойти! А ведь и не скажешь. Сюда бы побольше окон. Гокудера раздражён, но он сдерживает гнев. — Восемь утра следующего дня. — Он сердится. — Спускайся ко входу в гостиницу. — Почему? Зачем? На наш счёт поступили какие–то распоряжения?
В разговоре наступает пауза. Работают его мышцы. Пальцы Ямамото всё ещё у его лица, большой палец замер в уголке губ.
— Осмотр достопримечательностей.
После этого Гокудера быстро разворачивается и с гордым видом удаляется прочь. Даже если Ямамото и отреагирует, то его будет слушать пустой коридор, и уж никак не Гокудера! Пальцы бейсболиста поймают пустоту, будут дёргать за тёплые лоскуты прогретый утренний воздух, губы его сложатся, чтобы произнести какое-нибудь беззвучное слово — увы, Гокудера этого уже не узнает — посмотри, Ямамото, он уже повернулся к тебе всей красивой спиной.
Всё так, как и должно быть.
***
Люди спросят, как это Аззури удалось заполучить домой Кубок, если их футбольные бутсы запятнаны скандалом и даже арестом?
Вот что на это ответил Бюффон в одном из интервью: «Шла вторая ночь чемпионата. Все игроки ужинали, когда меня вызвали в Прокуратуру Пармы, и велели явиться туда завтра. Атмосфера резко накалилась, ребята помрачнели лицами. Я чувствовал огромную ответственность за то, что происходило внутри команды и за их отвратное настроение, за их тихую ярость по отношению ко мне. Я стоически пытался пережить всё это. После ужина мы возвращались в свои номера. Именно тогда Фабио попросил всех задержаться, собрал нас за одним столом. Он сказал: «Виноват Джиджи или нет, я правды не знаю. Но я верю, что он не стал бы скрывать совершённое им преступление. Это в его характере и правилах игры. Это — он сам. Он говорит, что не виноват. Для меня этого вполне достаточно, чтобы отбросить всяческие сомнения. Я ему верю всем сердцем».
Игроков мирового уровня собрали в команду, но сплотить их в команду мог только капитан. Прирождённый, а не навязанный сверху лидер — Фабио Каннаваро. Он резко выделялся среди остальных игроков. С ним наравне был Джиджи Бюффон, у которого осталось пять чистых карточек к 453-ей минуте матча. Финал Чемпионата Мира, счёт не открыт, под конец матча пропущены только два гола: свой собственный и пенальти. Капитан и вратарь, сдерживающие шторм.
В июле 2006 года разразился крупный футбольный скандал под названием «Кальчополи», в последствии которого Ювентус был лишён двух титулов Чемпиона Италии и впервые в своей истории вылетел в серию Б, Фабио Каннаваро перешёл в Реал Мадрид, а Бюффон остался.
Если бы Гокудера вновь с ним встретился, то обязательно бы спросил, почему он тоже не покинул футбольный клуб. Почему он выбрал остаться там, где его так мало — если вообще хоть что-то — удерживало?
***
Таксист выглядел отвратно — он вцепился взглядом в сигарету, когда они забирались на заднее сидение такси, а до этого категорически «не понимал» речи иностранцев, пока Ямамото не открыл окно и просто махнул вперёд рукой, показывая направление. Гокудера скорчил рожу, устраиваясь поудобнее на сидении из дешёвой кожи. Оно заскрипело под его весом. Он скользнул в тенёк, собриясь игнорировать всё живое в радиусе пятидесяти километров, когда Ямамото прямо перед его носом включил вентилятор и пристроился рядом, чтобы и его обдувало по пути.
— Э… Думаю, что тебе придётся сказать ему хотя бы слово, иначе он не отстанет. — Ямамото беспомощно указал взглядом на таксиста, который как из пулемёта засыпал их ругательствами на итальянском с сильным ломбардским акцентом. — Ему нужен точный адрес?
Гокудера подождал ещё ровно 59 секунд, прежде чем снизойти до чего-то вроде «Остров Гарибальди». В эти два слова он постарался вложить всё возможное презрение к водителю, какое только мог себе позволить Гокудера из-под своих очков RB3358. Пальцы стиснуты в кулаки — в это время Десятый может быть в опасности.
Водитель выругался и зашипел что-то на итальянском, и они отправились в путь.
***
И вправду, этот апрельский воздух был наполнен чем–то мучительно–неясным. Лёгкий бриз ненавязчиво заигрывал с женскими юбками, врывался в приоткрытые окна автомобилей, спутывал и сбивал причёски пассажиров. Сейчас они на севере, тут прохладнее и небо ярко-голубого цвета, облака необычные, неуловимые — таких больше нигде не отыщешь. Гокудера приоткрывает глаза только на секундочку, чтобы полюбоваться, как Ямамото пристаёт с расспросами к туристам. Теперь можно снова уютно расположить голову на руке и наполовину высунуться из окна авто.
Если посмотреть со стороны, то его полупрофиль в солнечных лучах как бы спорит с ослепительным сиянием самой весны. Кончики его тёмных волос ерошатся, топорщатся из–за воротника футболки, и эта его вечная улыбка: для Гокудеры сегодняшний Ямамото стал откровением.
Этого оказалось достаточно для того, чтобы шумно выдохнуть и с оскорблённым видом отвернуться к окну. Пар, вырвавшийся изо рта, подхватил поток воздуха и утащил за пределы салона на шумные улицы. Как и его взгляд. Стоит согласиться с адептами глянца: Милан это город мод. Милан — это сама мода, это порушенные мечты авангарда. Как–то раз Шамал сказал Хаято, что это его любимый город.
Как только он узрел толпу модно, но «шаблонно» одетых девиц — глазамазонок XXI века — прохаживающихся по улицам в юбках вот до сих пор и в сапогах вот до сих пор, с их прекрасными губами, прекрасными волосами, и всё на них по последнему писку моды, Гокудеру посетило внезапное, необъяснимое желание отправить открытку совему бывшему опекуну: Милан. Отличная погода. Очень рад, что тебя здесь нет.
Но в реальности всё выглядит несколько иначе: Милан — это гадкий утёнок, а здешняя Золушка очень и очень похожа на своих сестриц. Мечтатели, ступившие на эту землю прямиком с борта венецианских гондол, успевшие вкусить романтику водного транспорта, исполнены самыми радужными надеждами на Милан — и всегда испытывают разочарование. Война почти всё уничтожила, оставив после себя разгромленные здания и хребты каменных руин. Ломбардцы, потомки завоевателей, стыдятся включать свою столицу в перечень так называемых «Мёртвых городов». Никак, ни за что. У них не было другого выхода из ситуации, кроме глобальной реконструкции, и на месте знатных развалин они возвели современный Милан, однообразные высотки, отстроенные из строительного мусора, оставшегося после войны. Технологичность перешагнула историзм: попрощались с прошлым, поздоровались с настоящим.
Миланцы — народ занятой, они думают о будущем, на прошлое у них нет времени.
Хаято нравится Милан. Дикая погода, миланские городские джунгли, игривые, живые улицы, хмельные улочки обладают неповторимым дерзким шармом и обаянием. Гокудера задумался и неторопливо стряхнул пепел за окно. Ему нравится бурная ночная жизнь этого города, скорбная, разрушенная система каналов, словно ненужный аппендикс. Ему даже футбольная команда понравилась — у него дома где–то в недрах шкафа валялся старый свитер Роззонеро — никак не соберётся выбросить это старьё. Не отважный Интер, не брутальный, въедливый Милан — мощный, яркий, выделяющийся среди своих собратьев, его ненавидят во всей Италии. Трудно не заметить эти подобия, особенно, когда знаешь, где и в чём их искать.
У Ювентуса база в Турине, а не в Милане.
— Здесь остановите! — Он окрикивает водителя, и такси срывается в тормоза. Салон наполняется отборной руганью, когда водитель буквально тычет их носом в счёт за проезд. — Пошли. — Гокудера по–японски обращается к Ямамото, а тот замер в недоумении. — Куда мы? — Вон туда. Бегом! Тебя целый день ждать?! — Это ведь… — Хорош ползти, как черепаха. Шевелись! — Гокудера… — Чего? — Мы что, по магазинам пойдём?
Гокудера нетерпеливо цокает языком, и прикуривает очередную сигарету.
— Мне ремень нужен.
***
У магазина есть определённый шик, марка, кичливость здесь перебивает всяческий намёк на настоящий вкус. Продавцы могут запросто навешать лапши на уши старшеклассникам, но люди постарше и с определённым жизненным опытом смогут отличить дизайнерскую вещицу от безделушки. Вне зависимости от вашей социальной категории, персонал, сбиваясь с ног, бежит приветствовать вас у входа. Они исполнены вежливости, слоняются около вас часами или изнывают от скуки за своими рабочими местами с непременной корректностью и лояльностью к каждому новому покупателю, смотрят вам в глаза с ожиданием, по–рабски угодливо расшаркиваются и терпят любые капризы. Несомненно, фамилия Вонгола ожила в их памяти точно в момент приземления в аэропорту рейса из Японии. Пока все громко прощались друг с другом возгласами «Чао!» — и троекратный поцелуй в щёку, как же без этого — младшая помощница, девушка модельной внешности с откровенно нарисованными бровями, решила взять на абордаж Гокудеру. Пока он снимал солнечные очки, девушка уже вернулась с двумя чёрными кожаными ремнями в руках, которые на первый взгляд были абсолютно одинаковыми: с виньетками и вензелями из серебра по краям.
— Хотите выглядеть как юный ловелас или как старый ковбой? — Спрашивает она, но в голосе нет ни капли сарказма.
Гокудера сосредоточенно рассматривает оба, щурится, но от мучительного и тяжёлого выбора его отвлекает отвратительно грубый хохот Ямамото:
— Слушай, и это — всё? Они так похожи! Как ты из них выбирать–то будешь?
Гокудера вперился в него взглядом.
— Ямамото, ты настолько же слеп, как и глуп! Они абсолютно разные! — Нет, они одинаковые!
В одно мгновение напряжённая обстановка в магазине сместилась на всех младших помощников. Шкала накала страстей в помещении взбрыкнула, как строптивая кобылка, и понеслась вверх: девушки едиными фронтом, слаженным организмом приняли решение нейтрализовать Ямамото. Ведь ему наверняка понравится вот этот костюм, а к нему очень подходит вот эта рубашка, и в таком сочетании нельзя обойтись без вот этих запонок и заколки для галстука, и про туфли не забудьте! Ямамото попытался отделаться от них, но не тут–то было. Он нервно сглотнул, вечно сияющая улыбка исказилась нервным смешком. Никто из продавцов не знал японского, зато они точно знали, как надо переубеждать клиента. Энергичные женщины захватили всё внимание Ямамото, заняли его уши настойчивым щебетанием о различных цветах, текстурах и фасонах. Вышагивая каблук к каблуку, они удалились с ворохом вещей в руках в примерочную.
Когда они вернулись оттуда, Ямамото было не узнать. Растерянный, изломанный взгляд карих глаз говорил об отлично проделанной работе продавцов. Он шагнул робко и слегка растерянно — впервые за время их знакомства. Рядом с ним всё ещё суетилась какая–то девушка, она поправляла воротник и узел галстука. Спорить с Ямамото пришлось долго, но оно того стоило: приталенный, зауженный тёмный костюм с плавно текущей линией силуэта, с касаниями тёмно–бордового винного оттенка, смотрелся изумительно. Костюм двигался и менял своё положение вместе со своим владельцем, вместе с его длинными руками–ногами и кокетливо мелькающими за складками рубашки ключицами, так хорошо смотрящейся на крепких плечах Ямамото. Казалось, что это дорогущий, исполненный стиля костюм никак не хотел иметь ничего общего с мальчишкой внутри. Ну, пока не хотел.
Ямамото выглядел отлично.
Младшая помощница тихонечко кашлянула, и этим вернула Гокудеру к кошмарной реальности: у того от удивления челюсть отвисла и сигарета, разумеется, упала на пол. Они, конечно, всё понимают, и клиентов своих очень ценят, но правила есть правила, и такое поведение в их бутике не приветствуется, пожалуйста, не мусорите здесь. Он проигнорировал её просьбу, вытащил из пачки следующую сигарету, успев забыть про предыдущую, и равнодушно щёлкнул крышкой на зажигалке. Когда Ямамото наконец прекратил небрежно отряхивать рукава костюма, лицо Хаято осветил огонёк.
— Эй, а что это девчонки здесь делают?
Когда–нибудь Гокудера наверняка научится сохранять возможности всестороннего подхода к вопросу даже в состоянии полной дезориентации, но не сегодня. Он на автопилоте смотрит туда же, куда и Ямамото и видит за стеклом бутика Хару и Кёко. Они радостные и довольные, хоть и изжарились под ярким миланским солнцем. В этот момент Гокудера видит, как Бьянка плавной походкой заходит в этот же бутик. Разум Хаято успевает поймать обрывок её гордой, красивой полуулыбки, прежде чем его накрывает головокружительной тошнотой и он склоняется и…
— Боже милостивый! — Эй, Хаято, осторожнее!
… падает, роняя ряды манекенов в кашемировых платьях.
***
— Ты когда-нибудь был под гипнозом? Я видел передачу по телеку, там парня с посттравматическим шоком лечили под гипнозом. Это было круто!
— Зактнись. — Гокудера рычит, и плотнее прижимает лицо к прохладной поверхности стола. — У меня нет посттравматического шока!
Они сидят на террасе летней кафешки далеко, очень далеко от модного центра Милана. Заказали официанту очень крепкий эспрессо, чтобы хоть как–то привести в чувства нервного Гокудеру, тут даже Ямамото не до смеха. У Гокудеры настроение паршивее некуда и он готов испепелить взглядом Ямамото, или нерадивого официанта, который посмел медлить с заказом. Такеши надеется, что всё обойдётся.
— Ха! Прикинь, я тут подумал! Модный дом Арманни… — Армани. — Да, точно, Армани. Они там наверняка подумали, что ты очень разборчивый человек! Ха-ха-ха! — Если бы ты заплатил кругленькую сумму за эти тряпки, то они узнали бы, что у них есть хоть один поклонник.
Ямамото продолжает посмеиваться, его эти колкости не трогают. Со стороны это выглядит так, будто встретил человека, которого немного оскорбляет его чувство вкуса. Гокудера всегда подозревал, что Ямамато только с ним так отшучивается и откровенно валяет дурака — подрывник не раз видел его в действии, и прекрасно знал, что такой боец чудаком и простофилей быть никак не может. Возникает какое–то чувство разочарования, когда видишь, как Ямамото отделывается от насмешек, запросто пожимает плечами, обезоруживающе улыбается, так легко и беспечно.
И совсем ничего общего с Хаято, который в жизни не видел ни одного коротенького запала, который не хотелось бы поджечь!
Может, потому что он заметил, куда Гокудера смотрит, Ямамото стянул с соседнего места соломенную салфетку под бокалы, выдернул оттуда прутик. Соломинку, как сигарету, он неспешно прикурил от сигареты Гокудеры, и с пафосной миной выпустил колечками воображаемое облако табачного дыма.
— Это было в Риме, идиот. — Гокудера чуть ли не плевался ядом. — Ха-ха, разве? — Да, это было в названии. — Я был в Риме. Зато в Милане впервые. Никак не могу сообразить, чем они отличаются. — Это потому, что ты тормоз. Может, ещё закажешь шампанского и выкуришь первую сигарету? — Я бы закурил. Просто, я знаю, что ты не любишь курить вместе с кем–то. Ты вообще не привык делиться и быть в компании. — Делиться? Чем конкретно? — Хаято в бешенстве сузил глаза. — Ну, не знаю. Вещами всякими. Твоим прошлым.
Гокудера смотрит на него. Его прошлое. Поделиться. А чем делиться–то? Он моргает размеренно, не торопясь, наблюдает за жирными голубями, которые чистят свои клювы прямо на мостовой. Они наверняка могли быть в Риме, эти голуби. Или трущобные крысы. Ему какой-то придурок однажды сказал, что — сейчас пришлось бы к месту! — все европейские города построены под копирку и так похожи друг на друга, что не запомнишь, где ты был, а где не был. А поскольку я бомж, сказал тот незнакомец, то я точно знаю, что говорю, да, и про полукровок тоже не забудь. Что ж, это было последнее, что он успел сказать, прежде, чем Гокудера разбил перстнем-печаткой его поганый рот. И только спустя много лет Гокудера узнал, что это был старший сын местного крёстного отца. Он бросился наутёк из города, уезжал так, словно Аид за собой оставлял.
Его прошлое… Он прикинул, хоть и не был до конца уверен в точности своих подсчётов. 80% его прошлого связано с Италией и лишь 20% содержат ту дрянь, в которую он превратил своё настоящее.
Географически Италия представляет собой полуостров в виде сапога, от основания ограниченный длинной береговой линией до самой верхушки: воздушный поцелуй жаркой Сицилии – озёрам Ломбардии. Существует распространённый стереотип восприятия итальянцев: чем дальше вы продвигаетесь на юг, тем мрачнее и кровожаднее души обитателей здешних мест. Гокудера едва ли согласится с таким суждением. Ему приходилось бывать в северных областях Италии, и, по его мнению, северные итальянцы здесь такие же любители разборок, как и южные. Изгнанные из Сицилии. Частично осмеянные Неаполитанским судом. Месяц в Болоньи Гокудера потратил на то, чтобы научиться собирать Т4 из подручных материалов, а также исследовал «цутиноко» на стороне, одну из лучших за всю свою жизнь (но это ровно до тех пор, пока она тоже ему не отказала).
Рим. Гордый, исторический, величественный как тот бомж с разбитым носом и губой, и три отвратительных промозглых мартовских дня, когда он не мог отыскать себе ночлег. Отчаяние накатило, как девятый вал; в те времена он ненавидел эту страну.
Все эти годы он скитался по разным сторонам света, из города в город, как нищий с протянутой рукой на паперти; у него в багаже была только идея и план действий. Я могу быть твоей точкой опоры, с моей помощью ты сможешь управлять миром, просто, чёрт возьми, дайте мне точку приложения силы!
Как и Архимеду, ему никогда не удавалось отыскать последнее необходимое условие, чтобы действовать самостоятельно.
***
В голове круг за кругом вальсирует отвращение, такт за тактом, шаг за шагом бродит из угла в угол. Гокудера безвольно растекается в своём кресле, щекой опирается на стол.
Сзади него Ямамото. Этот поганец улыбается, капельки пота блестят на его верхней губе. Соломинка свисает из уголка рта, она еле держится и смотрится всё это как минимум вызывающе. Он улыбается привычной жизнерадостной улыбкой, как в такси сегодня утром; улыбается так, будто понимает, что мысли о прошлом не затронут настоящее, не могут всплыть здесь и сейчас. Подрывник всё ещё пытается понять, что именно это значит, когда Ямамото нависает над ним и прикладывает широкую мозолистую ладонь к шее Гокудеры, аккуратно и нежно массируя, растирая розовую от жары кожу.
Футболка прилипла к телу. Неприятно.
Он возбуждён.
На лице Ямамото застыла улыбка, и руки его тоже замерли. Гокудера находится на грани того, чтобы умолять о продолжении, потому что, чёрт побери этого бейсбольного придурка, такое удовольствие прерывать нельзя! Эти неторопливые, длинные, толковые пальцы могут многое рассказать своей неподвижностью, прикосновениями, их невыносимо знакомыми мозолями. Это немного отвлекает и очень раздражает, словно настойчивое требование взаимного признания, контакта после целого ряда несостыковок — последняя была вчера ночью в холле гостиницы. Они не прикасались друг к другу с февраля, не позднее бейсбольного соревнования, и ветер в тот день был такой сильный — когда они шли домой, он моментально растаскивал сигаретный дым на клочки.
Это было тогда. А сейчас рука Ямамото лежит на затылке Гокудеры, мягкой тяжестью облегает затёкшие мышцы шеи, прогоняя последние остатки неловкости. Рано или поздно, кому–то из них пришлось бы начать этот разговор с непременным последующим ответом «Отъебись от меня, придурок» и решительным упрямством Ямамото. Прямо как в стишке «Ты стоишь мне на пути, здесь вдвоём нельзя пройти». Не уступит ни тот, ни другой.
Краем глаза он замечает, что вокруг него что–то происходит, официант бежит к ним со всех ног, чтобы поскорее отдать заказ. Момент потерян, Гокудера выпрямляется в кресле, Ямамото убирает руку. Они стараются не смотреть друг на друга. Скажи хоть что–нибудь, умоляет он в глубине души. Поделись, он шепчет, глядя на полную миску супа.
— Вообще–то, последний раз я был в Милане незадолго до того, как меня перевели в твою школу.
Индекс внимания Ямамото остановился где-то между показателями «Слова тренера» и «Вид тихой улочки». Глаза сужены, потемнели до черноты, ресницы отбрасывают длинные тени на щёки.
— Правда?
Правда. Он притащился сюда на последнем издохе после оголтелого скитания по Италии, голодный до никотина и нитровых соединений для взрывчатки. Письмо Реборна в кармане обжигало надеждой на новую жизнь в далёкой неизведанной стране, где он сможет начать всё с начала. Он не может сдаться, не может отступиться до тех пор, пока не убедится, что здесь ловить больше нечего. Нужна последняя миссия, простенькая работёнка, чтобы поставить точку. Знаменитый, укреплённый, охраняемый, чужой город — в Милане Гокудера всегда был гостем. Тогда его гостиничный номер не отличался повышенной комфортабельностью, как сейчас в Брюне, но у него была крыша над головой, кровать и окно с сеткой чистых, простых линий городских улиц, а ещё был телек, по которому были только местные новости и футбол. На грязном экране появилась картинка с изображением какого–то игрока в чёрно–бело–красной форме. Он давал интервью. Бразилец, наверняка.
— Я люблю Милан. Мне бы хотелось всегда оставаться Розоннеро. — Человек сверкнул улыбкой для камер.
Гокудера его не знал, но дыхание перехватило. Этой ночью он выполнил свою работу. На следующий день он сел в самолёт «Нарита Интренациональ». Когда они летели над Тихим океаном в первый раз, он по–японски заказал себе обед.
***
И всё-таки ему запомнился один день.
Это был июнь. Окна в зале для рисования заполнены плотным солнечным светом. Здесь шестилетний Хаято упорно ебал себе мозг Брамсом, опрометчиво думая, что учитель музыки хоть после этого от него отстанет. Гокудера отчаянно пытался выполнить арпеджио, но пальцы будто нарочно протестовали и вяло плелись по клавишному полотну. В тот момент двойные резные двери в зал распахнулись с неторопливым скрипом, который не преминул нарушить музыкальные терзания Хаято. По мрамору зацокали аккуратные каблучки. Игру пришлось прекратить. Наплевав на этикет и манеры поведения, Гокудера бросился к маме, дышал глубоко и рвано, запоминая её тяжёлый аромат лилейных духов, сокрытый в складках платья. Репетитор извинился и поспешно вышел из залы, моментально забыв про рассеянность Гокудеры и невыученный урок сольфеджио.
Его мать. Словно палец, прижатый к исчезающей венке на руке, её присутствие всегда было долгожданным, необходимым, важным для Гокудеры. Как радуга в ясную погоду, как дуновение влажного воздуха после дождя: чистого и прозрачного от серой пыли повседневности, она появлялась в его жизни внезапно. Солнце вливалось в залу, заполняло её до пола до потолка. В солнечных брызгах она казалась сказочным видением, а не человеком из плоти и крови. Mi sei apparso come un fantasma. (Ты мне кажешься видением). Солнечный свет на её волосах, её губах, руках, расчерчивающий её хитрую улыбку, хранящую множество секретов: как музыка, которую он никогда не сможет разучить. Они сидят вдвоём, и только фортепиано — свидетель их тайной встречи. Он никогда не думал о том, что она по нему не скучает — ему такое и в голову не приходило — взволнованному, растрёпанному птенцу на высоком насесте школярского стула за фортепиано, отсчитывавшему минутки до её прихода по метроному. Его руки помнят её прикосновения, и пусть белоснежные клавиши не сохранят её касаний. В холле раздаются голоса людей, они о чём–то оживлённо спорят, звуки тают от обилия протяжных гласных. В зале тихо и солнечно. Больше, чем Италию, даже больше, чем музыку и статус лучшего, Хаято больше всего на свете любил свою маму. Сегодня она была с ним, и, как он помнит, это был отличный день. Один из многих.
***
Но так было раньше. Так было до того момента, когда Хаято осознал наличие второй шкуры. До того, как Италия научила его боли и одиночеству — так учат самообороне на уроках физкультуры. До тех пор, пока он понял это — Гокудера всегда был очень сообразительным — остроносые итальяшки вокруг него, аромат лилейных духов его матери были зловонием, удушливым смрадом, исходящих от варварской примеси её крови к его, такой резкий, едкий, устойчивый, что Хаято уже не надеялся хоть когда-нибудь от него отмыться. Ему казалось, что всё будет бесполезно, и на протяжении многих лет после, он очищал свою душу под стремительными потоками дождя, вычищал руки нитроглицериновыми составами, держал перепачканные пальцы над дымящимися баками с дёгтем.
***
Полдень вальяжно свалился во вторую половину дня. Скука смертная.
— Ну, что ещё мы будем делать сегодня? Есть ещё какие-нибудь достопримечательности, которые мы не видели? — Что? Ты хочешь наведаться в Собор, чтобы почувствовать себя пижоном? Фотки с немецкими туристами сделать на память? — Звучит неплохо. По крайней мере, можно развлечься. — Ага. Прямо как дырка в виске, тоже бывает очень весело. Если хочешь обзавестись такой штукой — ты только попроси.
Ямамото широко улыбается, щурится от яркого солнца.
— Брось, Гокудера, я здесь первый раз! — Ямамото врёт и не краснеет, Гокудере уже хочется отделаться от него чем-то вроде «Да, ты знаешь, я готов на всё, ради твоих шикарных европейских каникул!», когда он боковым зрением случайно выхватывает чёткий силуэт около мостовой. Гокудера медленно покусывает кончик сигареты во рту. — Может… прокатимся? — Чего? — Прогулка. Поездка. Экскурсия на велике или что-то типа этого. Ну, такие кадры есть в каждой киношке про европейские каникулы, разве нет? — Точно! Заказать такси? — Нет-нет. Никакого такси. Мы поедем вот на этом. — На… этом?! — Да.
Дукати 749R. Красный шёлк, сверкающие линии корпуса, словно средиземноморская жемчужина, желающая слиться с твоей ладонью. Неоспоримая, непреходящая классика. Решётка его радиатора в дороге вам споёт песнь изобилия и роскошества, наглого транжирства, граничащего с откровенным мотовством, его андрогинность сочится похотью, и поэтому вам едва ли удастся сидеть прямо. Ямамото присвистнул.
— Неплохо. Мне где-то статья попалась, что этот мотоцикл по начинке не стоит и половины Суздуки GSX… — Если ты хочешь жить, то тебе не стоит заканчивать предложение. — Гокудера посмотрел на Ямамото, как будто тот избивает сирот своей бейсбольной битой, а несчастный дукати — его следующая жертва. — Будь умницей, заткнись и смотри. — Смотреть? Ты что задумал? Байк стащить?!
Какая чудесная мысль. Гокудера нетерпеливо хмыкает, ссутулившись в кресле, нащупывает в кармане перочинный нож. Он прощупывает защёлку на замке, отделяющую тайный приборчик, окольцовывающий сигнализацию на мотоцикле. Несомненно, в Гокудере всегда будет жить тринадцатилетний пацан, у которого в заначке обязательно найдётся перочинный ножик, чтобы вскрыть карман-другой.
— Ты хочешь стащить байк? — Я его верну, когда мы накатаемся. Придурок, ты меня сейчас вообще слушал? Смотри.
А теперь, будь он кем угодно на этом свете, например, кем–то с мозгами и здравым смыслом, а ещё и с крепкими моральными устоями в голове, Ямамото наверняка бы помешал Гокудере воровать, и утащил бы его подальше за руку от этого шикарнейшего мотоцикла. И обязательно бы прочитал лекцию на тему «Брать чужие вещи нехорошо», правда, лекция была бы матерной, но это уже такие мелочи... А Ямамото ничего не сделал, просто стоял рядом, спокойно засунув руки в карманы, и молча наблюдал за происходящим: незаметно просматривал улочку на предмет возможного хозяина этой чудесной двухколёсной вещицы. И тут в светлую голову Гокудеры постучалась мысль: наверняка, Ямамото этому где–то научили, или просто подсказали умельцы.
Ямамото с лёгкостью укрылся от светской, публичной жизни под крылом семьи Вонгола, но сохранил свой статус тёмной лошадки, злого гения, который до поры – до времени находится в тени всяческих событий — это читалось по его глазам. Не ускользнуло это и от внимания Гокудеры.
— Принцессам нельзя кататься на скутерах Веспа. — Он тихо бормочет, работая на скорую руку, с минимальными возможными повреждениями соленоидального привода.
Губы складываются в самодовольную ухмылку, как только раздаётся шорох мотора: медленный и глубокий. Хаято перекидывает ногу через мотоцикл, разогревает двигатель. Мощный и крепкий — управлять сложно. Именно такие игрушки любит Хаято.
— Ну, чего ждёшь? Залезай!
Ямамото дважды просить не надо. Ощущается небольшое замешательство, когда его пальцы пробрались в петли ремня на джинсах Гокудеры. Стоило им влиться в стремительный поток уличного движения — это чувство моментально улетучилось, и вовсе не потому, что миланские водители к дороге относятся как к игрушке в Космических Захватчиков, а водителей на полосе рядом с ними как к злобным праздным пришельцам в убогой 8-битовой рисовке. Шлема на голове нет, ветер свистит в ушах. В голове Гокудеры носится только одна мысль: «Скорость! Скорость!», когда он проезжает мимо рядов велосипедов, перегораживающих и без того узенькие миланские улочки. Они только на полпути к Порту, и, если бы Гокудера мог ехать чуть быстрее по запруженным улицам, чуть свободнее и нахальнее, чем предписывают правила дорожного движения в городе, ну… В общем, это лишний раз доказывает, что Гокудера относится к числу мафиози–Хранителей, а не какому–то жалкому сорту людишек под названием «шофёр».
Отставим в сторону киношные сантименты! Солнце катится к горизонту, сверкает косыми лучами, косится, ползает по стенам домов. Ветерок теряется в листве парков, напевает мелодично пресловутую мелодию joie de la vie (радость жизни). Это основные компоненты картины вечернего блаженства и неги, которое простым обывателям кажется совершенно недостижимым. В добавок, они рассекают на прекрасном Дукати — чудо техники и дизайна, не иначе! Единственная нота диссонанса прозвучала вот в этом диалоге:
— Что за команда? — Чего? — Тебя же взять хотели. Менеджер их сегодня приходил. Он из какой команды?
Долгая, мучительная пауза, за которую Ямамото успевает основательно обдумать вопрос, пытается вспомнить и восстановить выпавшие из памяти элементы. Может быть, он сейчас морщит лоб, и в этих складках всё его напряжение. Милан привычно шумит вокруг них, выводя на разные лады кривые децибел постороннего шума.
— Yomiuri Giants. — Отлично. — Наверное. — Ты бы выглядел как отстой в белом и оранжевом. — Старательно врёт Гокудера.
Где–то на самом глубоком уровне подсознания Хаято знает, что говорит неправду. Хорошо это или плохо, но в униформе игрока Ямамото смотрится сногсшибательно, даже лучше, чем в дизайнерском костюме, которые девочки в бутике сумели на него напялить. А всё потому, что у Ямамото есть ослепительная улыбка победителя, но без надменности и гордости человека, сумевшего отыскать своё место в жизни. Эта мысль пробудила давно дремлющую боль внутри Хаято, вернула к жизни уверенность. Вдруг захотелось просто уткнуться носом в щёку Ямамото, прижаться, вдыхать одуряющий запах силы, который присутствует у всех победителей по жизни.
— Да ладно?! — С этими словами в Гокудере вновь просыпается настороженность, ибо тон, которым они были сказаны… Возмущенное удивление, а уголки губ предательски дрожат. — Тебе ведь спорт не нравится. Откуда ты можешь знать, что у них форма белая с оранжевым?
Мотоцикл срывается в неосторожную, скользящую дугу, и, через двойную сплошную по центру дороги, мчится к людному в это время суток тротуару. На асфальте остаётся жирный след от тормозов.
— Блять! — Ямамото не церемонится и не выбирает выражения, когда Гокудера резко сворачивает влево и ударяет по тормозам. Они останавливаются резко, со скрипом и скрежетом, распугивая в последний момент толпу испуганных тёток. Воздух сразу же наполнился цветистыми сигналами автомобилей, сообразительные итальянцы догадались таким образом высказать всё, что они думают о Гокудере и Ямамото. Какофония поплыла по уставшим барабанным перепонкам. Ещё пару минут Ямамото сидел в полной прострации, вцепившись со всей силы в бока Гокудеры.
Движение возобновилось, инцидент казался исчерпанным. Его сигарета истлела до крошечного окурка; он сплюнул остатки фильтра и молча уставился на свои руки: побелевшие от напряжения костяшки контрастировали с формованной рукоятью руля, как кости в домино — чёрное с белым. Хаято молчал до тех пор, пока Ямамото не слез с байка.
— Слушай, если я что–то не то сказал…
Он только собрался извиняться: хотя бы пожать плечами, раз руки уже успел в карманы засунуть… Гокудера не реагирует. В молчании прошло ещё минуты две, и Ямамото начинает всерьёз волноваться, трёт шею. Ему вспоминается невесомое касание шеи во время поездки — щёки краснеют румянцем. Так не вовремя, но его тело там реагирует на всё происходящее. Руки поглубже в карманы… В одном из них он нашарил гостиничную ручку, которую нечаянно стащил из номера, а во втором рука наткнулась на что-то картонное, квадратное, с острыми уголками.
Спички. Он их вытащил, взглянул на измятую невнятную обложку, которая когда–то была листком гладкого картона, на тонкую красную полоску шершавой серной полосы. Открыл их, чтобы рассмотреть ряды ровных деревянных спичек — ими не пользовались — как зубья на расчёске. Он не помнил, откуда они взялись. Наверное, они затерялись в кармане брюк очень давно, лет триста тому назад, когда он только начал курить и не умел пользоваться зажигалкой. Бледные деревянные тельца с серными головками потемнели от времени.
— Что ты…
Решение принято. Он берёт ручку и царапает пару строчек адреса на крышке от спичек. Всё это на полном автопилоте, адрес он и не думал вспоминать — само написалось.
— Вот. — Гокудера кидает Ямамото спички. Ямамото выплывает из ступора, и ловко хватает коробок на лету. Считайте, что это рефлекс. — В девять. — Гокудера снова заводит мотоцикл. — Будь там. — Погодь, а что я должен… —Не опоздай. Гокудера вторит ему, подыгрывает голосом, а потом разгоняется и уезжает. Разумеется, в закат.
***
Он едет на север, в озёрный округ, со скоростью под 220 км/ч по абсолютно пустой автостраде. Через некоторое время стеклярусный, яркий Комо (геогр. обл. Италии) замаячил на горизонте, день в самом разгаре. Солнце белизной слепит глаза, обжигает сквозь плотную ткань футболки. Сутулые, иссушенные солнцем дома начинают отбрасывать тени. Воздух ледяной, ветер обжигает потоком. Ему тяжело находиться в Италии, ничего удивительного. Хотя, много воды утекло, многое изменилось и думать о прошлом становится легче. Он снова здесь. Во рту мерзкий привкус. К чему бы он не прикоснулся — всё обращается в прах и тлен. Он мысленно крепко обхватывает себя руками, стоит только вспомнить про Десятого — километры расстояний между ними наматываются на сердце как шнуры от бомбы с таймером, и каждый день этот таймер дёргается, безустанно пульсирует «тик–так», «тик–так».
Под рёбрами ухает и колет: Гокудера вспомнил, как он покидал Италию.
***
— Вау! — Ты опоздал на пятнадцать минут. — Нет, ты только глянь! Нам можно здесь находиться? — Я говорил тебе не опаздывать. Где тебя черти носили?
Не торопясь, Ямамото ступил в раскосые неоновые лучи стадиона под огромным сводом купола. Он озирался по сторонам с трепетным благоговением, как это бывает с людьми, которые только вышли с заседания, а за дверями их ожидает свора журналистов с камерами и микрофонами на изготове. Он ковырнул носком ботинка газонную траву на поле – не слишком приличное поведение. Ещё бы на зуб попробовал…
— Мне пришлось по несколько раз переспрашивать и уточнять дорогу. — Ямамото никак не может прийти в себя от увиденного. — Долго получилось, извини.
Гокудере очень захотелось ответить что-нибудь нестерпимо колкое, едкое, обязательно проехаться по глупости и несообразительности Ямамото, но в то же время, ему не хотелось заранее исчерпывать лимит гадостей на вечер, ведь он только начинался. Эта мысль стремительно вылетела из головы Гокудеры, стоило только Ямамото подойти на пару шагов ближе: от него разило мерзкими дорогими духами.
— Чем от тебя воняет?! — А, это! — Ямамото опять улыбается, как последний идиот. — Я столкнулся с девушками в магазине. Они мне дали несколько пробников. — Они тебе пробники всучили или бросили тебя в чан с духами? – Приблизившись, Гокудера отчётливо видит следы губной помады на воротнике футболки: розовая, вишнёвая и бронзовая. Он хмурится. — Они тебе и косметику свою решили загнать по низкой цене? — Вообще-то, они мне сказали, как сюда добраться. — Ямамото отвечает быстро, торопливо, но всё равно за стыдливым румянцем на щеках не успевает — цветёт вовсю, спускается на шею и кадык. — Знаешь, когда такси остановилось у стадиона, я долго не мог поверить, что не ошибся адресом. Это просто… шок.
Его так просто удивить, этого Ямамото. Кому–то такие простые, незатейливые и эмоционально открытые люди всем очень нравятся. Это вполне сочетается с образом Ямамото: довольно симпатичный молодой человек, лёгкий на подъём, увлекающийся: он болеет всей душой за любую команду, которую он увидит на канале «Спорт». Ямамото был настолько мил и очарователен, что любая итальянка, от рождения не владеющая японским языком, жаждала затащить его домой и кормить пастой до скончания веков.
Для Гокудеры это не имело никакого значения.
— Добро пожаловать на стадион Джузеппе Меацца. — Гокудера ворчит, пытается скрыть нарастающее раздражение. — Также известный как «Сан-Сиро». — Он подталкивает мяч, скромно лежащий на футбольном поле. На это движение Ямамото реагирует как молодой кот на дичь: глаза прикованы к цели. — Ты на что намекаешь? — Сыграем? — Ахахаха! Во что?! В футбол? Ты меня в футбол пригласил поиграть?
Гокудера медленно засовывает руки в карманы, и вдруг Ямамото понимает, что тот не шутит.
— Ты что, серьёзно? — Небольшая разминка тебе не повредит. — Он пинает мяч, прикидывает скорость —ё примерно 9,8 м/с2, скорость ветра около 2 м/с, высчитывает время и высоту броска, и вновь ловит его у самой земли: точка касания — лодыжка. — Не дрейфь!
Распахнутые глаза Ямамото, мелькнувшая улыбка — боевой настрой игрока, попавшего на поле.
— Я не хотел тебя расстраивать и только. — Как скажешь.
Настало время футбола по–итальянски, пижонская манера игры серии А болельщиков клуба «Милан», где игроки, забыв о разбитых коленях и порванных связках, рвутся к мужской победе. Любая изнеженная сволочь, рискнувшая назваться мужиком и не уважающая такой футбол, будет моментально отправлена к праотцам.
Не торопитесь списывать со счетов Ямамото только потому, что здесь не нужна бейсбольная бита. Вот, например, он делает отличнейший пас и мяч врезается в бутсу Гокудеры.
— У тебя есть только один вариант победы — играть со мной без правил! — Он радостно орёт на весь стадион, голова кружится от восторга.
Игра не по правилам. Что это значит? Каждое перемещение на поле будет сопровождаться мини– бомбами. Обязательно будут выбитые колени, зашибленные локти, рассечённые стопы, разбитые носы. Не по правилам…
Гокудера остановился и сложился пополам от нехватки воздуха, пытаясь мученически обхватить ноющие рёбра, и — чего и следовало ожидать — Ямамото остановился и обернулся в растерянности: момент упущен, мяч лениво прижат к земле. Все условия созданы, можно действовать. Глиссандо игры прервано, Гокудера выбирает эту секундную заминку для того, чтобы вырваться вперёд и открыть счёт первым голом. Самодовольная усмешка — до Ямамото начало доходить…
Forza Italia. (Вперёд, Италия)
***
Когда Джиджи Бюффон провёл успешные защиты на воротах в игре за Кубок Мира в 2006 году, он не пытался спасти свою репутацию. Он просто делал свою работу, пусть эта работа и называется «защищать гордость нации» — для него же лучше.
Дело приняло совершенно иной оборот, когда Бюффон остался в Ювентусе. Он проигнорировал голос интуиции, нашёптывающий ему перейти в любой другой клуб. Можно сказать, что это была любовь, или преданность, или старомодное упрямство — он остался, но что в этом разглядели другие?
Настоящий мужчина должен отвечать за свои слова и дела.
К тому же, у статуса «лучший игрок мира» существует только одно определение: ты оцениваешь мир исходя не из того места, которое ты занимаешь, а из того, как он располагается по отношению к тебе.
Не будь рычагом.
Будь точкой опоры для рычага.
***
Игра окончилась также внезапно, как и началась. Итоговый счёт замер на отметке 14 – 3.
— Если бы ты не напился воды, то не слил бы с таким позорным счётом. Я ведь говорил тебе! — Заткнись. — Чуть менее агрессивный тон… — Ещё слово и я тебя придушу.
Смех у Ямамото какой–то гудящий, с протяжной хрипотцой. Он прекрасно знает, что эти угрозы останутся только на словах. Гокудера измотан, и с сожалением признаётся себе, что так оно и есть.
Он плюхается на траву, с детским удовольствием пачкает джины свежей зеленью. Краем глаза он видит, что Ямамото пристроился рядом. Спина к спине, они сидят в потоке света на стадионе. Время вокруг них сгустилось. Пора наконец признаться: они находятся в родной стихии, хотя нет, погодите. Они вдвоём плывут в неописуемом иссиня–чёрном эфире, справа и слева мигают, гаснут, снова возрождаются светом звёзды, сверкают на небосводе, манят в иные миры. Миф и история, доказательство и парадокс.
Их разделяет языковой барьер — иногда это мелькает в неправильных ударениях и интонациях. На самом деле, пока они сидят на поле и разглядывают звёзды, Гокудера с интересом рассматривает капельки пота на голове Ямамото — на макушке сверкают бисеринки.
— Это место, стадион то есть… Он гораздо больше, чем по телеку.
Место… Мысли в голове расползаются как тараканы. Скажи мне, где моё место? Я так устал искать.
— Интересно, а в Токио он такой же огромный? — Ямамото не умолкает, но переходит на еле слышный шёпот. Гокудера не выдерживает. Фильтрация базара не срабатывает и мысли идут прямиком из головы:
— Это значит «да»?
Молчание. Затянувшаяся пауза не оставляет возможности отступать и отшучиваться.
— О чём это ты? — Простой вопрос и простой ответ: ты принял или отклонил предложение менеджера? Да или нет?
Ну вот, опять началось.
Ямамото медленно поднимается, упираясь руками в землю. Они смотрят друг другу в глаза. Ямамото нависает над Гокудерой, его лицо скрыто тенью. На душе немного тревожно и тихо, как перед бурей.
— Всё в порядке. Я и не ждал, что ты меня простишь.
Что?!
— Что это значит?! – Гокудера рывком, чуть не сломав себе хребет, вскакивает на ноги. Ямамото приходится дёрнуться в сторону, иначе они бы столкнулись лбами. — Цуна уже знает. — Ямамото смотрит на него спокойно и чуточку равнодушно.
Гокудера решил заткнуть его самым действенным способом: врезал. Кулак ощутимо проехался по щеке, удар получился крепким, смачным, болезненным, синяк останется. Отлично. Ямамото падает на колени, сильно зажимает зубами нижнюю губу, челюсть заметно дрожит от боли.
— И что? Ты мне теперь будешь лечить, какой Десятый хороший — разрешил тебе делать всё, что тебе вздумается?! Ты! Предатель ты! Убью!
А вот это уже вполне обоснованная угроза. Мало ли что творится на белом свете, но такое не прощают. Не прощают, потому что это Цуна. Цуна, который стал для него семьёй, который стал тем единственным связующим звеном между жизнью двух разных людей: «Гокудеры Хаято» и «Агента Мафии» — удобной пешки в разменных ходах, преступника, которого запросто могут арестовать по любому поводу. Цуна, который дал ему возможность самостоятельного выбора, а не приставлял к нему очередного головореза, помогающего принять решение. Он не заставлял его внедряться в коррумпированную до мозга костей полицию. Цуна, который был — и остаётся — единственным человеком на свете, который смог добраться до самых дон души Гокудеры, где по–прежнему идут ливни горечи и отчаяния, где самоедство граничит со слепой ненавистью к себе: такой бесконтрольной и непрерывной, что в один прекрасный день — и Гокудера это прекрасно знает — он решится на самопожертвование.
Будто за шиворот ведро льда высыпали — Ямамото поднялся с колен, кулаки плотно сжаты, тело напряжено. Выражение лица Ямамото ясно говорит Гокудере только об одном: его внутренний гнев нашёл себе товарища по несчастью.
***
Честно говоря, Гокудера и не подозревал, что Ямамото бывает в клубах.
Неспешные беседы за жизнь были неуместны — здесь нет ваших сокурсников и соседей по университетской общаге, с которыми вы делите обед, кров и породистых тараканов в голове все пять лет совместного обучения. Здесь некогда витиевато объясняться в чувствах и шептать слова признаний, размеренное течение жизни осталётся где–то снаружи. Подрочить, потрахаться в туалете или повиснуть на ком–то в очередном глубоком поцелуе — вот и всё, собственно. Вообще, Гокудера не сторонник нормальных, полноценных отношений. Как будто у него есть опыт иных отношений… Нет у Гокудеры такого опыта, нет.
И правда, кажется, что он сейчас войдёт в раздевалку привычной уверенной походкой после матча, чтобы увидеть Ямамото, жадно ловящим каждое слово какого–то стервятника в строгой одежде, который бросается словами как возможностями и обещаниями как ценниками на одежде. Продажность. Ямамото уже виделся с ним, даже если и не решился перейти в их клуб. И когда-нибудь наступит критический момент, точка кипения, требующая пояснений и комментариев: что, зачем и почему. Вместо того, чтобы оправдываться, он молча разворачивается и поднимается по лестнице — идёт обратно на поле. Он сохраняет спокойствие, даже если кости хрустят и ломаются от боли — это его личное дело. Никто ни о чём не узнает, даже его товарищи по команде. Хорошо. Это значит, что он взрослеет.
Февраль. Ветер срезает мясо с тела. Март. Намимори утопает в ливнях. Он забрызгал весь ковёр, когда со школы вернулся. Квартирка маленькая, ещё чуть–чуть и у него начнётся клаустрофобия. Апрель. Они не прикасались друг к другу уже два месяца — их мимолётные встречи едва ли для этого подходят, возни под столом никто не заметит. Раньше ведь не замечали. Всё началось по молчаливому согласию обеих сторон. Они всё ещё вместе, хоть и порознь.
Всё, как в тот день после посещения врача: тела обоих пестрят шрамами. Разве могло быть по–другому?
***
Одиночество стало расти в логарифмической зависимости от расстояния, на котором от него находился Ямамото. Гокудера бросил музыку и погрузился в изучение химии. Вместе с результатами практических изысканий он открыл для себя, что все науки можно свести к математике: в ней есть изначальные, базовые, основополагающие принципы организации вселенной. Гокудера получил значительное преимущество: он точно знал, что остальные люди не могут управлять миром вокруг него, числа и системы из его головы потекли на бумагу, придавая смысл вещам.
Стоило только посмотреть на Ямамото: мозг как огромная трещина на свежее оштукатуренной стене расползался в разные стороны, крошился в пыль. Мысли колебались по асимптотам — такова математика страсти. Беспредельно близкие и такие далёкие, даже если прижать ладонь к ладони — всё равно между ними останутся молекулы воздуха. На этом крошечном пятачке земли он отыскал своё место (по крайней мере, ему так хотелось думать), сюда хотелось возвращаться, а вот теперь пустота нахлынула девятым валом осознания.
— Мне казалось, что я просто бейсболист. — У него раскалывалась голова, но он всё равно молча слушал Ямамото. — Это всё, что я хочу. Играть в бейсбол. Мой отец держит ресторанчик суши, а я стал бейсболистом. Никогда в жизни не думал, что стану мечником или что-нибудь в этом духе. Теперь нам не по пути с простыми, тривиальными вариантами. Мне приходится учиться многому одновременно.
Он силится понять, что это значит. «Я никогда не хотел ввязываться в это» или «Всё кончено»? А на самом деле, он всё время считывает одно и то же — обещание, клятву, признание. «Мы вместе». Как всегда. Он уверяет сам себя, хоть и находит тысячу поводов для сомнений и терзаний. Быстрый и ловкий, он полон дикой энергии, но никакой способности к глубоким чувствам — его накрывает сразу и слишком часто.
Ямамото тоже не отличается импульсивностью. Злость у него теряется где–то по дороге к словам ярости, после неё остаётся только лёгкий след осознанного факта, и только после этого волна накатывает уже на Гокудеру. Кратчайший путь между двумя точками — это прямая, поэтому он тянется напрямик и касается — шеи? Руки? Гокудера достал до перепачканного помадой воротничка. Механический момент равновесия системы наступает, когда Гокудера легко подаётся вперёд. Ямамото уступает и падает на спину — Гокудера сверху, плотно прижимает его к земле. Склонившись, Гокудера чётко ощущает, как их дыхание делится на двоих, и глаза у него шальные.
— Ты был прав. — Он говорит, а затем дерзко кусает губы Ямамото. Просто попробовал. Язык помнит вкус и требует добавки. — Я тебя не прощу.
Мужчина должен отвечать за свои слова и поступки. По крайней мере, он должен приложить к этому максимум усилий.
Идеальных систем не существует. Вы можете приписывать ценность каким–нибудь вещам, но в конечном итоге их ценность является относительной.читать дальше
Название: Инстинкт убийцы Автор: Скромный гений Аськ@ Бета: (MooN_FloweR) Фендом: Katekyo Hitman Reborn Дисклеймер: Все права принадлежат создателям манги. Пейринг: Ямамото/Гокудера Жанр: драма, романс Статус: Закончен Рейтинг: скорей всего R Размещение: Нет Размер: Мини Предупреждение: Немного ООС, сцены с насилием. От автора: Хммм...наверно это все же каким я хочу видеть Ямамото. Не улыбчивого дурочка, а именно холоднокровного убийцу лишь прячущегося за этой маской. Первый опыт по этому фендому, хотелось бы узнать насколько удачен.
читать дальшеСердце бешено стучит в груди. Тело больше не слушается. Запах кровь будоражит рассудок. Он и сам не понял, как докатился до такого. Все падаешь и падаешь… Все ниже и ниже…Что держит его в этом мире? Он не знал. И это стало причиной его поисков…Поисков хоть чего-то, что смогло бы удержать его во всеобщем хаосе под названием жизнь. Когда Ямамото пришел в себя, понял, что стоит среди горы трупов. Это снова случилось. - Черт,- выругался парень, упав на колени. Голова раскалывалась от боли. Страшно хотелось пить. Его секрет. Маленький такой секрет… - Какой уже раз на недели?- с ухмылкой сам у себя спросил мужчина. Тут не было ни радости, ни сожалений. Только легкая обеспокоенность и небрежность к собственным действиям. Похоже, он смирился с тем, кем он стал. А стал он монстром. Монстром, который, не задумываясь, отбирает чужие жизни. Безжалостный Бог смерти. Даже если его никто не просит об этом. Такеши не помнил, как добрел до дома. Но не до своего, а к Гокудере. Вот дверь. Постучать? А нужно ли ему сейчас это? И зачем он сюда пришел? К кому? К Гокудере? Парень долго стоял перед дверью, не зная, что ему делать. Уйти? Или остаться? А если остаться, то зачем? -Чего тут встал? Ямамото резко обернулся и чуть не врезался в Хаято. Хранитель Урагана выругался, чудом не выронив сетки. Затем оценивающе посмотрел на бейсбольного придурка. - Что случилось?- коротко спросил он. - Ничего. Я пойду,- Ямамото улыбнулся и направился к лестнице. Хаято тут же преградил ему путь. В последнее время они только ссорились. Снова и снова. Совместная работа стала просто пыткой для обоих. Ещё Хранитель Дождя начал куда-то пропадать, не сказав ни слова. Правая рука Вонголы подозревал, что с его напарником что-то не так. И оттого, что ему не доверяли, не говорили…Да это просто бесило его! - Ямамото!- Гокудера схватил напарника за плечи.- Сколько можно держать все в себе? - А тебе какое дело?- карие глаза буквально проникали в самую душу.- Я не обязан перед тобой отчитываться. Он оттолкнул от себя Хаято и быстро пошел вниз по ступенькам. Хранитель Урагана открыл дверь квартиры, закинул туда покупки и побежал вслед за Ямамото. Он чувствовал, если отпустит Такеши сейчас, то все! Конец. Стена станет настолько большой, что он просто не сможет ни перелезть через неё, ни уничтожить. А Ямамото всё шел и шел по пустынным улицам. Шел и шел. - Эй, парень смотри куда прешь!- небольшая компания окружила его.- Деньги есть? Ямамото начал смеяться. Не мог остановиться. Они сами виноваты. Все-таки он не человек…убийца. Монстр. Головная боль тут же вернулась. И всё. Темно. Темно и холодно. Холодно…холодно… - Что ты там просил? Деньги?- произнес юноша, наконец прекратив смеяться.- Сейчас я тебе сполна отплачу. Тело двигалось само, будто и так зная, что надо делать. Хруст. Сломал одному руку. Он кричит. Замечательно. Второй. Свернул шею. И всё? Разочарован. Третий. Впечатал в стену. Кричит. Превосходно. Поочередно ломает ему пальцы. Противник корчится от боли. Буквально захлебывается в крике. Просто восхитительно. А ведь даже ещё катаны не вынул из ножен. - Вот же слабачки,- отчужденно произносит бывший бейсболист, продолжая улыбаться. - Ямамото! Прекрати! Валят на землю. Это что шутка такая? Ха-ха. Какая прыткая букашка?! - Что ты творишь?! - хлестнули по лицу. - Гокудера?!- голова снова раскалывается от боли. Второй раз за день. Перебор. - Я спрашиваю, что ты тут устроил?!- Хранитель Урагана просто кипел от злости. Такеши посмотрел в сторону и увидел корчившихся от боли мужчин. Один мертв. И что он должен отвечать? Извини, мы немного с ребятами повздорили?! Глупо. - Гокудера, думаю, нам больше не стоит работать вместе,- опустил взгляд.- Я не хочу причинить боль и тебе. - О чём ты? - Я это не контролирую,- произнес Ямамото.- А ты...ты слишком дорог мне. Правда. Прости. Гокудера опешил от произнесенных Такеши слов. Он прекрасно понимал, что подразумевалось под словами "Дорог мне". Понимал... Не мог не понимать! -Ямамото... Хранитель Урагана положил руку на плечо мечника, а затем, слегка улыбнувшись, прижал его к себе. Переступить через собственную гордость. Переступить через собственное упрямство. Не отпустить. Ни за что на свете. Ни сейчас. Никогда! - Ямамото, тебе ведь больно?- прошептал он, заглянув напарнику в глаза.- Я не такой дурак, каким ты привык меня считать. - Я и не считал,- улыбнулся Хранитель Дождя. - Врешь?! - Не вру. - Тогда пошли домой,- Гокудера встал и потянул Ямамото за собой. - Гокудера?- тот удивился и вопросительно посмотрел на Правую руку десятого босса. - Домой, говорю, пошли,- Хаято снова улыбнулся той самой улыбкой, которую давалось увидеть немногим. Теплая, немного грустная. Но такая притягательная. Такая несвойственная безжалостному урагану, сметающему всё на своем пути. - Но, Гокудера, мы же идем к тебе?- Ямамото, словно околдованный этой улыбкой, следовал за ним. -Теперь это и твой дом, - не оборачиваясь, ответил тот. Пошел дождь. Солнце окончательно скрылось за тучами. Сильные порывы ветра поднимали мелкий мусор в воздух. Кажется, надвигался ураган. Хранители зашли в квартиру промокшие до нитки, обнимающиеся и не перестающие целоваться. Дверь небрежно закрыта, с пинка ноги. Вереница вещей, оставленная по пути в спальню. - Прости,- Ямамото нежно проводит рукой по мокрым волосам Хаято. - За что?- хмурится. - За то, что полюбил тебя. -Идиот,- Гокудера привстал с кровати и обнял его за шею.- За это не стоит извиняться. Так нежно и безумно. Так заботливо и страстно. И всё же... как можно настолько нуждаться в ком-то? - Гокудера,- настолько хотеть произносить его имя.- Хаято...Хаято, Хаято. - Может уже заткнешься? Настолько хотеть привязать к себе. Чтобы он не принадлежал никому больше. Только твой! И ничей больше. Его дерзкий ураган. -Хей. Что с тобой?- смотрит на тебя этими зелеными глазами. -Ничего,- улыбаешься, как можешь улыбаться только ему одному.- Люблю тебя. - Да я уже понял,- снова ворчит и тает от твоих поцелуев. - А ты меня? -...тоже. -Что? - Я тоже тебя люблю, - тихо произносит Гокудера, отвернувшись и покраснев. Обретенное спокойствие внутри и счастье, рвущееся наружу. Знаешь, что он не из тех, кто бросается такими словами. И от этого становишься ещё счастливей. Ещё влюбленней. Ещё безумней. Только это безумие приносит покой твоему сердцу. А впереди у них вся ночь. И ещё множество других ночей. И стоны, звучащие вместе с раскатами грома...
Проснуться с первыми лучиками солнца. Обнаружить, что рядом с тобой спит кто-то ещё. - Хаято,- произнести с глупой, по-детски влюбленной улыбкой на лице.
А внутренний бес не желает больше бездействовать. Уже знакомое ноющее чувство. Приподнимаешься с кровати, чтобы отправиться на поиски выхода собственного безумия. - Ты куда?- рука, ухватившая за запястье. Этот дерзкий взгляд, ожидающий ответа! И...утопаешь. Утопаешь и растворяешься в этих глазах, успокаивающего зеленого цвета. - Просто хотел сделать тебе завтрак,- улыбка. Не та фальшивая, созданная для других. Улыбка. Самая что ни наесть настоящая. - Только побыстрее там, и не разнеси мне кухню,- легкое ворчание. Гокудера сонно переворачивается на другой бок, полностью укутавшись в одеяло. Любишь. Любишь так сильно, что готов перестать дышать. А зверь заперт в клетке. Пока ещё в слабой и не надежной...Но Ямамото был уверен, что крепнуть она будет с каждым днем. Ведь, пока рядом есть настолько дорогой ему человек, он не покажет ему эту уродливую часть себя снова. Хаято станет тем, что удержит его беса и самого Такеши в этом мире. Станет смыслом жизни. И в тоже время, ключом к той запретной клетке. Ведь только ради него он откроет замок, чтобы защитить самое ценное в своей жизни. И Гокудера это понимал. Понимал и решил для себя: что бы ни случилось - не позволит тому тонуть одному. И если уж Такеши суждено было падать в самую тьму, то он с радостью составит ему компанию. Потому что дождь и ураган неразлучны...
читать дальшеКурок взведен, полный магазин патронов - готовы к применению в любой момент. Палец дрогнул на спусковом крючке, словно в нетерпении: когда же, наконец, можно спустить этот механизм, несущий лишь смерть и горький запаха пороха. Особо чувствоваться этот запах будет на руках, будут ощущаться мозоли от, казалось бы, удобной ручки оружия. Но в то же время это манило. Каждые несколько секунд выпускать на свободу пулю, точно зная - она поразит цель. И главное - не забывать стрелять, замечая краем глаза новую цель, не отвлекаться и поспевать телом за ходом мыслей. И реакция не подводила никогда. Ну когда же, ведь уже так надоело ждать... Надоело терпеть, в то время, когда кучка полностью бездарных и никчемных людей сидят там, думая, что удачно провернули опасное дельце. Когда же можно будет стереть эти улыбки с наглых лиц, опустошить эти сияющие самомнением глаза… И все же ты сидишь в укрытии, поджав губы и ожидая лишь одного слова, которое должно раздаться в наушнике. И зачем ты согласился работать с ним? Знал же, какой тот расчетливый и слишком медлительный, а еще идиот. Этого было у него не отнять даже сейчас, в такой напряженный момент. Ты ведь знаешь, что он так мило улыбается, раздавая указания. На его лице застыло спокойствие, несравнимое с тем умиротворением, что обычно бывает в будние дни. Потому что он знает, что все будет кончено быстро, и не предстоит заметать «сбежавшие хвосты», как выражаешься иногда ты. Ждешь, нервно покусывая губу. Ведь не терпится поскорее разобраться с этим нудным делом и вернуться в резиденцию, которую ты начал создавать сразу же, как титул Десятого босса Вонголы перешел к этому мелкому травоядному. Снять с себя этот намокший от пота пыльный костюм и завернуться в легкую и приятную юкату… Однако понимаешь: ждать придется, это крайне необходимо и, ворвавшись туда сейчас, поддавшись необузданному нраву, лишь поспешишь и подведешь себя и всех остальных. Вздох. Спокойствие. Как нелегко держать это состояние и не поддаваться раздражению. Ты постепенно учишься этому, перешагиваешь ту или иную ступень холодности и одиночества, к которым так привык. Нельзя поддаваться самому себе – это еще одна едва заметная слабость, с помощью которой его можно легко обезвредить. Тогда зачем ты согласился? Если ты так одинок и горд, зачем согласился под этой доброй и раздражающей улыбкой? Дал слово, что придешь и будешь участвовать? Нет, никакого интересного боя или иной вещи тебе не приготовили – эта была просто просьба и ты согласился на нее. Ведь тебе и самому отчасти непонятно, почему. И не раз, и не два задавался вопросом: зачем? А ответ ускользал, не собираясь попадаться в тонкие, сильные пальцы. И сейчас, так же подумывая об этом краем сознания, ты не находишь ответа. Только слабые собираются в команды, а он сильный. Ты только согласился участвовать, добровольно оказывая услугу, как выразился он в вашем разговоре несколько часов назад, но он же... Привычка. Для этого человека работать с кем-то, улыбаться кому-то, помогать… было привычным, чуть ли не будничным делом. И ты полностью не понимаешь этого. Но это не мешает тебе ждать случая, чтобы избить его до смерти. Но каждый раз, когда это удается, ты либо проигрываешь, либо же… вас наглым образом прерывают и он исчезает, просто-напросто сбегая от тебя. Вдох. Выдох. Тихие такие, чтобы не заметил никто, кроме тебя и его, который прекрасно слышал каждый шорох с твоей стороны. Вокруг все та же давящая атмосфера прогнившего места, где ты бы не хотел быть ни за какие коврижки. Не хотел бы – но ты часто идешь по своим «хочу» и своим «надо». Ты давно уже решил, поставил себе границ в душе, которую переступать нельзя. Нет, которую не переступить. Взрыв смеха, который потряс твою отрешенность. Надулся, а в глазах появился опасный блеск. Ох, как же это не выносимо – сидеть и терпеть. «Ты слишком прямолинеен, Кея. Что тебе мешает быть немного хитрее?» - дурацкие слова. Впрочем, тогда ты ответил на этот вопрос весьма действенным способом и более не слышал такой фразы от него. И полумрак, тихий смешок в передатчик немного успокоили, заставив вспомнить, где ты находишься. Поэтому спокойно и даже беззлобно тихо шипишь, и тут же получаешь ответ: «Действуй». Улыбка, но все равно шикнул, чтобы неповадно было лишний раз смеяться прямо тебе в ухо. Ты встал, по-кошачьи прогнувшись в спине, и с маньячной улыбкой направился к тем, кто тебя сейчас так раздражают. Пистолет был при тебе, патронов тоже было достаточно… Элемент неожиданности – ну разве не прекрасно? И наконец-то можно было размяться вместо того, чтобы сидеть в этом темном местечке и ждать у моря погоды! Секунда, две, три… Негромкий, еле различимый стук подошвы о бетонный пол, который тем более не слышен этим травоядным, так легко и беззаботно веселящимся в паре метров от тебя. Бой будет скучным – ты это знаешь, но какая-то садистская нотка, проявлявшаяся в последнее время все чаще, не могла не остаться в стороне и не зазвучать у тебя в душе. Курок давно уже взведен, а оружие готов к действию, как и ты сам. Осталось лишь почувствовать едкий и по-своему притягательный запах пороха и крови – это в тебе не изменится. Тебя всегда привлекали драки, скорее не от того, что ты хочешь навредить кому-то, сломать. Это… животный интерес? Ты сильный – они слабые. Ты чувствовал это с тех пор, как ввязался в драку. Выживает сильнейший… Ты действительно в это веришь, но сейчас же не о тебе речь? Тихо выбираешься из тени, пока еще незамеченный. Наводишь пистолет на одну из жертв, конечно, с целью сразу убить, чтобы потом не мешался под ногами… А в передатчике тем временем мелькнула лишь одна фраза, которую ты прекрасно расслышал: «Buona fortuna, mia nuvola preferita»*
Название: Желание и инстинкт Автор:Oz Vessalius Бета: Проверили ошибки кое-кто по-доброму.... Фендом: KHR Пейринг:5YL!D18 Рейтинг: G Жанр: Слеш, ER (Established Relationship), повседневность, ангст, психология Предупреждение: ООС Размер: драббл Дисклеймер: Персонажи придуманы не мной
читать дальшеСтрах. Хотя бы просто упустить время, не успеть, не набраться смелости… на это так же нужно много мужества - гораздо больше, чем, скажем, бросится сломя голову на врага в здравом уме и с холодной головой. Хотя, возможно, для кого-то это единственная сильная сторона, возможность проявить и показать, наконец, на изнанку свою душу… Каваллоне был как раз таким человеком. Он легко раскрывал душу, легко впускал к себе человека, словно желая общаться только с ним и не важно, кто это. Лишь врагам и злейшим друзьям у мафиозного босса нет прощения, как и морали. Лишь гордость и честь часто заставляли проявлять к противникам некоторые поблажки, а возможно даже и сохранить жизнь. Вот она, эта сторона, что так привлекала Хибари. Не привлекательность и яркость мужчины, хотя это так же было сложно игнорировать, а эта хищная, безжалостная и сильная темная сторона Каваллоне. Как можно не соблазниться на нее, не облизнуться хоть раз и не попробовать одолеть. Проигрыш очень горчит, всегда, но также появлялось жгучее желание… одолеть. Все мысли иногда занимало лишь это желание: как, как не проиграть, поставить на колени этого коня. Со временем, Кея начал замечать, что они почти все время вместе. Дино стал невзначай заглядывать к нему, а когда японец проигрывал – тащить в город, напоминая об унизительном проигрыше. И так зародились те отношения, о которых сам Хранитель Облака даже не думал – роман. Жгучий, слишком необычный и резкий, по крайне мере для самого Хибари. Юноша не знал, как это прекратить, если даже не соглашался встречаться с этим человеком, а еще более – не желал. Он не знал, что чувствовал к блондину, но знал одно – не хотел бы, чтобы тот человек исчез из его жизни. И такое происходило впервые за двадцать лет его жизни. Яркая и дружелюбная натура все еще раздражала японца, но это почему-то не выводило как обычно, не заставляло браться за тонфа… «Возможно, это любовь?» - Так бы сказали многие, но не Хибари. Он знал, что не может любить, не может привязаться, иначе… потеряет свободу. Однако и от своих желаний гордый юноша отказываться не желает. О, нет. У него есть свобода – он это чувствует, но теперь и не так одинок, как было с самого детства – как сложились обстоятельства. Брюнет не отпустит этого жизнерадостного итальянца от себя, если он сам не захочет, а если даже и так… очень хотелось бы посмотреть, как это ходячая неприятность попробует его забыть. Это очень интересно. И мучительно. Даже только подумав о том, чтобы отпустить этого человека из своей жизни, внутри брюнета словно что-то переворачивается. Это можно терпеть, с этим можно жить, но каждый раз это будет напоминать о его решении. Каком…? Глупом? Бесчувственным? Поэтому Кея знает, что не сделает этого. Хоть желание разбить этого человека было велико, но чувство было сильнее. Оно словно заковало в цепи нестерпимую жажду убийства, что всегда теплилась в груди. Цепи, которые не разорвать, прочно держат и не собираются отпускать. Эти когти были сильны, царапая душу, терзая жажду. И этого не изменить: извечная борьба чувств и инстинктивного желания быть сильнее. «Не отпускай меня», - пожалуй, единственная искренняя фраза, которую Кея мог бы сказать прямо и не таясь. И понять. Понять собственные чувства лучше, чем раньше. Вот только когда две крепкие руки исполняют его мимолетное и человеческое желание, брюнет сопротивляется. Он все еще не хочет верить, но вот чужая нежность уверяет его в обратном. Нет смысла лгать себе, нет смысла убегать от себя. Это трусость гораздо ниже, чем повернуться врагу к спине. Ведь ты обманываешь не кого-то, а самого себя – и это уже непростительно. И Кея это понимает. И принимает эти цепи чувств, в которые замотал один единственный человек, который способен быть теплым и нежным… Как и жгуче обжигающим холодом и страхом. Казалось, в Дино живет совершенно два разных человека: один из них запирает хищника внутри Кеи, другой – разжигает новую жажду убийства. И это бесит. Бесит сильного хищника. -Кея~ Этот противный, нежный голос под ухом. Брюнет ударяет блондина в солнечное сплетение, не давая себя обнять. Весь в крови, Хранитель Облака вытирает лицо, оставляя на щеке кровавый след. Глаза еще пылают жаждой сражения, но одно появления Каваллоне что-то меняет в буйном юноше. Тихо фыркнув, Хибари спрятал тонфа, оглядывая «поле боя». На него напали в переулке, красочно окрашенном в кровавый цвет. Вокруг все пропитано кровью и сыростью. Только совсем недавно прошел дождь, но тучи еще застилали небо, даря серый, тусклый цвет одинокому городу. Италия. Сицилия... Дурацкий день, когда Хибари, наконец, хотел вернуться домой. Серый город, который не радовал брюнета ничем, кроме своей кровавой истории. -Кея, прекрати... Вновь его схватили и холодные, почти безжизненные глаза серо-голубого цвета посмотрели в карие, которые казались такими невыносимо-теплыми. Молчание. Хибари вырвал руку из цепких пальцев Каваллоне, как его в ту же секунду схватили за другую. Молчаливое сопротивление понемногу вновь рождало в брюнете ту тягу к сражениям. Иногда твердость характера Дино давала совсем противоположный эффект. -Самолет, - наконец, проговорили губы блондина, когда в воздухе повеяло опасностью – для Кеи, а не для босса Каваллоне. Совсем нет..., – тебя ждет самолет, Кея. Пошли. Минутное колебание и Облако неохотно послушался. Все затихло в душе брюнета, как будто вымерло. Сейчас он не хотел никого видеть, никого ощущать рядом – будто и правда хотел оказаться среди горы трупов, но как только Кея сел в машину вместе с Дино... Тихий, тяжелый вздох и Хибари опустил на плечо мужчины голову, закрывая глаза. Желание юноши не изменилось – он до сих пор никого не хотел видеть – однако, рядом был этот невыносимо теплый блондин, что и согревал и разжигал в нем огонь. Невыносимо. Две совершенно разные боли и пришлось выбрать одну из них. Ему говорили какие-то ласковые слова, но для Кеи сейчас было все неважно. Ему были даны всего полчаса покоя, пока он вновь должен был раствориться в толпе.
Оригинальное название: Tsunderella Фандом: Kateikyoushi Hitman Reborn! Автор: Banyu Пейринг: D18 Рейтинг: PG-13 Страниц: 7 Цитата: «Я хотел стать принцем для Кеи.»
Название: Свидание Автор:Oz Vessalius Бета:Маленькое Тучко Фендом: KHR Пейринг:5YL!D18 Рейтинг: G Жанр: Слеш, ER (Established Relationship), повседневность Предупреждение: ООС Размер: драббл Дисклеймер: Персонажи придуманы не мной
читать дальшеБыло ли у Кеи когда-нибудь свидание? Нормальное настолько, насколько могло бы быть, и до боли романтичное? Сам Хибари лишь угрожающе поблескивает глазами при одном только упоминании этого слова, словно не любит его и не желает ничего слышать. Странно, что юноша вообще воздерживается в таком случае от рукоприкладства – выхватывании своих любимых тонфа. Откровенничать брюнету не с кем, да и он меньше всего желает раскрываться какому-то никчемному, слабому травоядному, лишь с одной эгоистичной целью – высказаться. Для Кеи это равносильно тому, что он покажет слабость, опустится. Для него это не было нужно, это лишь потеря драгоценного времени. Но в этой ситуации существовала и другая сторона медали. Обычно эта сторона врывалась к грозному Хранителю Облака с таким бесстрашием и глупостью, что иногда казалось – прощай. Но нет, Хибари лишь опять недобро блеснул глазами и тихо проговорил выговор. За что получил в ответ поцелуй в щеку, как приветствие. Дино Каваллоне всегда умел удивлять и раздражать вспыльчивого брюнета. Вот и сейчас он ловко увернулся от тонфа, и лишь опять поцеловал, на этот раз краткий поцелуй пришелся в губы… Несколько минут изрядной, глупой и бессмысленной борьбы, после чего блондин садится на край стола, весело наблюдая, как Кея прячет тонфа, а сам остается с синяками и ссадинами. Хибари можно – иначе это будет уже не его Хибари. Не его Кея. Минутная тишина тяжела для обоих. Кея не думает даже ничего спрашивать, но немое молчание раздражало, а сам Каваллоне лишь вновь смотрел на любимого, не в силах отвести взгляд. Так продолжалось до тех пор, пока Кея не сложил небольшую стопку бумаг, ударив ее для удобства об стол, и поднял свой взор на мужчину. Тот лишь улыбался, но как только брюнет соизволил освободиться, тут же приблизился и поцеловал в лоб. Блондин до трепета любил вот так запросто целовать, куда придется… - Пошли на свидание. Неожиданное предложение и не менее ожидаемый категоричный отказ в темных глазах Хибари. Он не желал никуда идти, а тем более с Дино, а тем более на свидание. И вся нелюбовь к этому роду времяпрепровождения не могла не отразиться в тот момент на лице юноши. А сам Дино лишь улыбнулся, вырывая мягко бумаги и откладывая их назад. Глупый шепот не менее глупых слов и такая мольба, просьба и нежность во всем этом… Кея не хотел поддаваться на уговоры этого глупого блондина, не хотел сегодня выходить в людные места. В его квартире уже которую неделю лежит недочитанная книга, которую так спокойно было бы почитать с чашечкой чая… Кея не любит свиданий, считая эти занятия глупыми, но прогулки вдвоем с Дино он и не принимает за таковые. Идти пешком по зимним тропинкам парка, когда зажглись фонари, а рядом никого нет, кроме блондина, крепко сжимающего его руку без перчатки – это лишь средство убить время. Это лишь последствия многочасового уговора…
Название: Не думаю... Автор:Oz Vessalius Бета:Маленькое Тучко Фендом: KHR Пейринг:TYL!D18 Рейтинг: G Жанр: Слеш, ER (Established Relationship), повседневность Предупреждение: ООС Размер: драббл Дисклеймер: Персонажи придуманы не мной
читать дальшеЯ совсем не думаю о тебе… Кея зевнул, едва прикрыв рот рукой, и взглянул в окно, за которым мягко разливался свет восходящего солнца, впрочем, едва согревающий город. Всю ночь провести, работая, без сна, тяжело и вредно для здоровья. Поэтому брюнет старался редко откладывать дела, занимаясь всем поочередно, без минуты за отдых или перерыв, чтобы потом не мучаться ночами без сна, когда днем и так полно работы. Сегодня не получилось, или это было все же вчера? Юноша задержался, разгребая навалившиеся мелкие делишки, которые всегда так незаметно подкрадываются вместе с более серьезными и насущными. Мысли… о чем мои мысли? Сейчас на уме лишь одно: кофе. Этот противный и горький напиток был сейчас нужен брюнету, стал простой необходимостью. Без сахара, но зато со сливками, смягчающими горьковатый вкус. Хибари думал о напитке, но вставать не спешил. Тело было тяжелым и так приятно держать его в мягком кресле, в котором он и так провел несколько часов – всю нынешнюю ночь и остатки вчерашнего вечера. Все же через несколько минут Хибари сжалился сам над собой и встал, медленно, но верно и твердо направляясь к автомату с кофе. Скучаю ли я? Раздражающие шевеление машинных механизмов, несколько томительных минут - и вот, в руках юноши уже есть пластиковый стаканчик с растворимой жидкостью. Он спокойно направился обратно, но не к креслу, а дивану, на котором и уселся. Сейчас бы только выпить эту гадость и поспать – все, о чем мог думать Хранитель облака. Хоть немного подремать. Кофе на него не оказывал такого воздействия, как на остальных – спать все так же хотелось. Всего полтора часа, а потом нужно будет ехать на встречу. Полтора часа этого ада, когда находишься на границе сна и яви. Ничего, всю следующую ночь он проспит. Или нет?
И наплевать, что я замотал себя в последнюю ночь, перед тем как приедешь ты. Я не мог вынести ощущение холодной постели и чувства, что мне чего-то не достает. Но ты приедешь – и я отдохну.
Название: -. Автор:Прокопян любит тебя, чувак. Рейтинг: PG-13. Пейринг: 8059, 8018 просматривается. Жанр: ангстовый романс. Размер: драббл. Примечание: автор шипперит 8018 и 5927 и ни на что выдающееся в этом драббле не претендует.
Раннее утро и хлопья сладкого снега вокруг. Карамельки в вазоне и горячий шоколад, остывающий на плите. Шуршащие обертки от конфет падают на ковер, словно осенние листья. Ямамото любит Гокудеру. Всё это – константы. По телевизору крутят репортаж о взрывах на Фукусиме, но Токио кажется недостижимо далеким. Там – сонный Тсуна, Мукуро с синяками от недосыпа, Рёхей нервно смотрит очередные новости. Здесь – только они. И тихая музыка ветра, раздающаяся с чердака. Кажется, он принес с собой тучи: что-то темное назревает на горизонте, как в те годы, когда Хранители были вместе. Сейчас всё спокойно. Нет войн, враждебных семей, мафии – все распалось, рассыпалось не собранной до конца мозаикой. На отдельных фрагментах: смех, блеск металла и острие ножа, по которому они ходили. Этого не хватает. Почему всё закончилось? Гокудера закрывает глаза и вслушивается в ровное дыхание Такеши. Тот всё еще спит: трудный день и аврал на работе, - в воскресенье может позволить себе отдохнуть. Холодный горячий шоколад всегда можно подогреть. А теперь – новости спорта. Фигуристки по-прежнему катаются по льду, а красивые девушки в купальниках остаются символом синхронного плавания. Хаято думает о том, что посмотрел бы на выписывающих подобные кренделя мужчин, а еще – как выбраться из кровати, не разбудив Ямамото. Тот морщится и бормочет во сне несвязное. Интуиция подсказывает: Гокудера не захочет узнать – что. Любопытство перебирает коготками, и что-то горько-сладко ноет в груди. Достаточно прислушаться, сфокусироваться на мгновенье… - но нет. Хаято хватило жаркого, обжигающего ухо: «Кёя», - три года назад. В тот самый день, когда Такеши не пошел на похороны Хранителя Облака. Ямамото молчит, но все знают, почему он отдал Саваде свое кольцо и свой меч. Никому не понять, из-за чего Гокудера последовал за ним. Такеши плевать: он глушит боль расстоянием, виски и отсутствием мыслей. Хаято хватает того, что ему пока позволено находиться поблизости. В четырнадцать лет, связывая себя кольцами Вонголы и обещаниями, они мечтали совсем о другом. О миленьких девушках – взять ту же Хару, - и капельке счастья. А еще, конечно, всегда быть вместе. Закон Мерфи все вывернул наизнанку, и их самих – в первую очередь.
Название: Весенний вальс. Автор:Прокопян любит тебя, чувак. Рейтинг: PG-13. Пейринг: 8059. Жанр: романтическая зарисовка на композицию - сонгфик. Размер: очень драббловое мини. Примечание: Запоздалый подарок на день рождения очаровательной stall.
Холодные капли барабанят о крыши невысоких домов, а где-то недалеко лужи взрываются брызгами – кто-то бежит, ладонями прикрываясь от ливня. Распахнуто настежь окно: иглы дождя режут, как настоящие. Крик разрывает музыку водной стихии: - Чертов бейсбольный придурок, да хоть по лужам-то не беги! Ямамото смеется, шмыгая носом и забегая под козырек крыльца. Сухое дерево поскрипывает под ногами, дверь открывается неожиданно, чуть не ударив по носу: теплые пальцы цепляют запястье и тянут внутрь, где согретый дыханием и камином воздух почти обжигает горло. Верблюжье одеяло на голую кожу – это колко и сладко, как чай с малиной, который Гокудера в него чуть ли не вливает. Такеши смеется, отфыркиваясь от горячего, крепкого, и обнимает Хаято за талию. Мягкое махровое полотенце на голову, и ноги – в тазик с горячей водой. Ямамото жмурится от тепла, а электрическая лампочка на сто ватт кажется солнцем. Гокудера похож на хмурую тучку: затмевает яркий свет, нависает, ругает. - Если простынешь, я тебя лечить не буду! Говорил же, бери с собой зонтик, бейсбольный придурок… Давно уже не оскорбление произносится ласково и с улыбкой, замерзшие пальцы путаются в складках одежды: Ямамото падает спиной на кровать, тянет за собой Хаято – тот не успевает даже возмутиться, а они уже закутаны в одно одеяло и лежат тесно, как шпроты в банке. - Что за глупое сравнение, - бурчит Гокудера ему куда-то в ключицу и ловит губами вибрации смеха. – Вот заразишь меня, сам ухаживать будешь за нами обоими. Такеши улыбается до ямочек на щеках и гусиных лапок в уголках глаз, зарывается кончиком носа в светлые пряди – пахнут теплом и булочками. Хаято закрывает глаза, усыпляюще бормочет диктор на радио, выравнивается дыхание. - Люблю тебя, - то ли во сне, то ли наяву, неизменным шепотом. В этот вечер темнота ассоциируется с теплом и уютом.
На следующее утро с ними ассоциируется свет и запах смородины – малиновое варенье закончилось. Здорово-улыбчивый Ямамото шлепает босыми ступнями по полу, оставляя за собой дорожку из капель расплескавшегося горячего чая. В остывающей лужице на подносе – отражение сонного Хаято. - Ты проспал. Тяжелая рука придавливает к кровати, неунывающий ублюдок Такеши смеется, прежде чем рассказать: - Я сказал, что ты заболел, и заработал нам выходной. Пальцы, сжимающие плечо, ослабляют хватку – держать больше не надо. Гокудера щурится на солнечный свет и косится на пачку сигарет рядом с кружкой. Дым кружевом ложится на отражение Ямамото в оконном стекле. - Люблю тебя, - невнятной скороговоркой в спину уходящего за своим кофе. В перекатах хрипловатого смеха слышится: «…тоже».
Погода меняется, дни – как перелистываемые страницы. Пролетают мимо чередой будней и замирают, когда число в календаре написано красным. Сегодня – как раз такой день. В парке пусто: мамаши с колясками и двое мальчишек с воздушным змеем. Руки сами тянутся поймать, когда он улетает, подхваченный ветром. Гокудера идет по бордюру между газоном и тротуаром и хочет потерять равновесие. Босые ноги касаются мокрой, холодной травы – первой зелени в этом году, - и Хаято жмурится от удовольствия, поджимая пальцы. Ямамото тянет за запястье к пруду, как ребенок: «Хочу посмотреть!». Перегнуться через бортик, стараясь погладить кончиком пальцев утку. Знает – она нахохлится и уплывет, а он останется один по эту сторону её крохотного океана. На рассыпанный корм слетаются голуби и воробьи. - Люблю тебя! Стоя у самого фонтана под градом брызг, словно под дождем, и перекрикивая шум воды глупо-радостным криком, перекрывая поцелуем глупые мысли. Кто-то отводит детей в сторону: «Не смотри», - кто-то цепляет взглядом и улыбается понимающе-странно. Гокудера жмурится от удовольствия, цепляя пальцами карманы чужой ветровки, еще ближе притягивая к себе, чтобы четче слышать произнесенное шепотом: «Тоже». Переспросить и получить спрятанный в поцелуе ответ.
Выйду ночью в поле с конем, Ночкой темной тихо пойдем, Мы пойдем с конем по полю вдвоем...
Название: Начало. Автор: $dino cavallone$ Фендом: Kateikyoushi Hitman Reborn! Бета: нет. Пейринг/Персонажи: TYL!80/TYL!59 Рейтинг: NC-17 Дисклеймер: Амано Акира, никаких выгод не имею, от всего отказываюсь. Жанр: PWP , романс. Статус: завершено. Размещение: с разрешения автора. Предупреждение: Лёгкий ООС. От автора: Ямамото - пошляк и извращенец, Гокудера мил и каваен, в остальном см жанр, я предупредил!
Снова по бедрам Взбегаю губами Стан твой лаская В трепете быстрых крыл Ласточка промелькнет
читать дальшеДо сих пор в ушах стояли эти слова, этот тихий, чуть виноватый голос: «Гокудера-кун… мы… с Киоко-тян решили пожениться,…ты будешь моим шафером на свадьбе?» Кажется, он ответил «да», но точно не помнил. Гокудера, прокручивал и прокручивал в голове произошедшее десять минут назад, как заезженную пластинку. Прошло так мало времени, а казалось, что он уже давно мёртв. Как только узнал, как только услышал. Сердце перестало биться, и не надо больше дышать, можно лишь смотреть и чувствовать, как кончается его жизнь… как уходят мечты, такие глупые и наивные… Желания, такие земные, о которых мечтает любой человек. Глаза жгло от сдерживаемых слёз. Ведь так не бывает, парни не плачут, даже если очень больно. Тем более, если ты уже умер. Судорожный вздох слетел с губ. Вновь дышать, вспомнить, как это делается, хоть и больно, очень больно в груди. Заставить сердце биться опять и жить. Вот только для чего? - Гокудера? Ты в порядке? - неожиданно появившийся Ямамото, с удивлением смотрел на Гокудеру, стоящего возле окна. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Хаято повернул, наконец, голову и ответил: «Всё нормально». И улыбнулся. Мечник вздрогнул, невольно сделав шаг назад, увидев это подобие улыбки… но все же улыбнулся в ответ, так искренне, как умел только он. - Ямамото, давай напьёмся?! - одно единственное желание, но такое реальное и жизненное, только оно и давало осознать, что подрывник ещё жив.
- Ямамото… у тебя стоит…- Гокудера чуть повернул голову, стараясь сквозь круги перед глазами, увидеть лицо мечника. Но тот зарылся лицом в волосы подрывника и лишь что-то прошептал, прижимаясь ближе, не скрывая своего возбуждения. – Ямамото… Гокудера плохо соображал от большого количества выпитого виски, но всё же понимал, что хранитель Дождя не только прижимается, но и трётся о его тело. Возмутиться Ураган не успел. Сильные руки развернули его к себе лицом. - Ямамото… ты… - договорить он тоже не успел - Хранитель Дождя нагло впился в его губы поцелуем. Гокудера опешил, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, тут же почувствовал ворвавшийся язык мечника, нагло и бесцеремонно побуждающий к ответу, ласкающийся к его собственному языку, сплетаясь с ним в танце, древним, как сам мир. Горячие ладони, исследующие его тело, даже сквозь пиджак и рубашку обжигали, заставляя тело дрожать и плавиться. Возбуждение нахлынуло, словно проливной дождь. И Гокудера даже не сразу сообразил, что Ямамото его подталкивает вперёд, в комнату, на ходу освобождая от одежды. Лишь только когда горячие пальцы коснулись уже давно затвердевших сосков, он застонал в требовательный рот хранителя Дождя, вперёд выставляя руки, желая оттолкнуть. Не получилось, смазанный жест, и вот он сам уже обнимает Такеши, прижимаясь к нему всем телом. - Хаято… - хриплый до неузнаваемости голос возле уха и горячее дыхание опаляет кожу. – Я хочу тебя… позволь?.. - На тебе слишком много одежды… - свой голос Гокудера тоже не узнал, настолько он был глухим и хриплым. Ямамото улыбнулся той самой улыбкой, которой завоевывал сердца всех и вся, простой и такой обезоруживающей. Пиджак и рубашка тут же оказались на полу, как по волшебству, и сам мечник притянул к себе подрывника, дрожа от безумного возбуждения, от прикосновения кожи к коже. Оказавшись на диване, хранитель Урагана лишь успел моргнуть и вскрикнуть, когда парень быстро стянул с него брюки вместе с бельём и, обхватив пальцами возбуждённый член, лизнул влажную головку, а затем и взял в рот. Гокудере показалось, что он перестал дышать, мозг взорвался яркой вспышкой и сквозь неистовый шум крови в висках он услышал свой собственный вскрик, горячей волной накатило неописуемое наслаждение, и он кончил в рот Ямамото. - Как ты быстро, Хаято… - почти мурлыкнул хранитель Дождя, облизывая собственные пальцы, наблюдая за лежащим перед ним молодым человеком. «Он так прекрасен… эта белая кожа, как лепестки лилии… эти розовые соски, как бутоны …» Мечник не додумал, ибо продолжай в том же духе, сам бы кончил только от одного вида подрывника. Классическое образование, включавшее в себя изучение бусидо и поэзии, порой играло с ним плохую шутку. Пальцы погрузились в горячее узкое тело. Потребовалось, много усилий, чтобы подготовить Гокудеру, чтобы не плюнуть на всю эту затею, не вставить ему по самые яйца и не начать трахать в безумном темпе, сложив пополам, наслаждаясь его стонами. - Ты такой нежный, Хаято, такой горячий… - шептал Ямамото, беря подрывника пальцами, чувствуя, как тот двигается ему навстречу, тяжело дыша. Гокудера вздрагивал и стонал, подаваясь бёдрами вперёд, желая большего, бездумно плывя в пьяном мареве. Поэтому, когда горячий и влажный член Ямамото вошёл в него, Гокудера громко вскрикнул, невольно выставив вперёд руки, словно пытаясь оттолкнуть молодого человека. Но ведь он позволил? Ведь сам разрешил? И эта боль, разрывающая его тело напополам сейчас, была лучше той, что разрывала на куски душу, терзая кровоточащее сердце. Такое горькое лекарство… Гокудера жадно принимал его, давясь собственными стонами. Что-то случилось, и резко стало хорошо. Болезненные, резкие движения внутри, вдруг стали вызывать не менее острые приступы удовольствия. Гокудера, закусил губы и подался вперед, навстречу мечнику, который почти вышел из него и с силой вошел до упора. - Здесь, да? Здесь это сладкое местечко?.. - хрипло шепнул Ямамомто, полностью укладываясь на хранителя Урагана, ловко забрасывая его ноги себе на плечи и вновь начиная двигаться, быстро и размерено. Какая пошлость! Что я несу? - Ааххннн… дааа… заткнись… - сквозь стоны выдохнул парень, желая сам двигаться, но сложенный пополам, не имел такой возможности. Он мог лишь вскрикивать и царапать спину и плечи хранителя Дождя. – Та… кеши… дааа… Они сходили с ума. Они походили на животных, их жаркие тела сплетались. Стоны почти в унисон, безумное рычание и громкое рваное дыхание. Сейчас можно было забыть о чём-то человеческом, сейчас хотелось только одного - задыхаться от собственных стонов и вскриков, дышать воздухом, который пропитался запахом алкоголя, парфюма и мускуса, сексом, и слышать звуки их собственных тел. - Хаято… ты кончил второй раз… Ками-сама… не сжимайся… Я же не… ааххх…ммффф… - Ямамото задрожал, двигаясь по инерции, и громко зарычав, сделал последнее движение, загоняя свой член на всю длину, и кончил, подрагивая всем телом, уткнувшись полыхающим лбом в его плечо. Гокудере казалось, что он пустыня, безжизненная пустыня. Не верилось, что буквально несколько мгновений назад он был оазисом, полным жизни и красок. Хранитель Дождя медленно пошевелился, выпрямляясь, осторожно снимая ноги Хаято со своих плеч, нежно запечатлев на коленке поцелуй. - Ты… Хаято… - начал было Ямамото, но тот остановил его, поднимаясь на ноги и морщась. - Заткнись. Мне нужно в душ… - Гокудера почувствовал, что краснеет, когда ощутил влагу на внутренней стороне бедра, и то, как медленно она стекает вниз, пачкая, его кожу. – И не смотри на меня! Не смотреть самому на хранителя Дождя, не видеть, не думать, не знать, быстрее скрыться от всего этого. Оказавшись в ванной, подрывник только успел вывернуть краны с водой, когда почувствовал приступ рвоты. Он не пил лет десять, да чего там больше, как только встретил Савада Цунаёши… Это имя отозвалось в висках, вворачиваясь тупой болью, начиная медленно, но верно выворачивать сознание наизнанку. Наконец, ощутив привкус желчи, молодой человек передёрнулся и медленно, чертовски медленно поднялся, чтобы не потревожить свой пустой желудок и готовую взорваться голову. - Твою ж мать… какого, я так нажрался… Чёёёрт… Ямамото… - проведя пальцами по внутренней стороне бёдер, он посмотрел на то, что оставил в нём мечник. – Вот сволочь…
Когда он вышел из душа, то наивно надеялся, что Ямамото уже не будет, но хранитель Дождя сидел, обнажённый по пояс, вытянув свои длинные ноги и раскинув руки по спинке дивана. Их глаза встретились. Этот наглый взгляд и поза вызывали в памяти картинки произошедшего полчаса назад, возбуждая снова. «Я хочу увидеть его полностью голым… хочу ласкать, целовать, лизать и кусать… хочу…» Втянув ноздрями воздух, Хаято встал перед японцем, смотря сверху вниз. - Почему ты не сказал, что это у тебя в первый раз?- спросил он и сел прямо, поглаживая ладонями бёдра подрывника. – Я был бы нежнее… - У тебя есть шанс исправиться… - тихо ответил Гокудера. А гори оно все, синим огнем! Он чувствовал, как его собственный член напрягается и переходит в боевую готовность. И тихо охнул, когда Ямамото одним движением распахнул на нём халат, тут же беря полувставшую плоть в рот, жадно с громким звуком. – Ты… ааммффф… оттрахай меня, Такеши… Чтобы я уж точно ни о чем не мог думать!.. И его пальцы зарылись в густые чёрные волосы мечника, заставляя оторваться от столь приятного занятия, и потянули вверх, намекая… И стоило тому подняться, как Гокудера скинул халат и обняв Ямамото за шею, ловко подтянулся, обхватывая ногами за бёдра. - Хаято… ты… ты завтра не встанешь… - улыбнулся молодой человек, целуя своего любовника, без труда удерживая вес его тела, – Ты ненасытный… мне нравится это… - шепот на пороге спальни. - Заткнись! И делай то, что я тебе сказал! - рыкнул хранитель Урагана, прижимаясь к нему, ёрзая, изнывая от безумного желания… тянущей пустоты внутри. Рухнув на постель, тут же вновь начав жадно целоваться. Гокудера обхватил член Ямамото, начиная быстро ласкать, чувствуя, как тот подрагивает в его ладони. - О, дааа… Хаято, ласкай меня…- зашептал мечник, толкаясь в его ладонь с тихими стонами. - Сколько раз я по ночам представлял, что это твоя ладонь так нежна и настойчива со мной… - Ты представлял меня, как я тебе дрочу?!!- подрывник аж приподнялся на постели, на мгновение перестав водить пальцами по напряжённому члену. - Хаято… нравишься мне ещё со школы… но ты или был окружён девчонками или думал только о Цуне…такой неприступный. Я ждал этого так долго… - его пальцы скользнули между ног Гокудеры, поглаживая колечко мышц, наклоняясь и облизывая розовый сосок, втягивая в рот и лаская языком. Хаято невольно выгнулся, застонав, и всё опять стало неважно… и вновь тишину наполнили громкие стоны и вскрики, звуки соприкасающихся тел, пропитывая воздух одурманивающим запахом секса.
Луч солнца проскользнул сквозь неплотно прикрытые гардины и любовно огладил лицо спящего хранителя Урагана. Глаза открылись сами собой, и Гокудера зажмурился, прикрываясь тыльной стороной ладони. - Твою мать… Воспоминания тут же накатили, словно проливной дождь. И хранитель почувствовал, что краснеет. Так себя он не вёл наверно никогда. Самого себя он наверно мог сравнить лишь с развратной шлюхой из борделя. И повернув голову в сторону, где по его предположению должен был быть Ямамото, ощутил лёгкую радость, не узрев оного. Но радость быстро сменилась грустью, странной щемящей пустотой. Он поймал себя на том, что невольно прислушивается к звукам в ванной, но там было тихо. Гокудера сел на постели, бездумно глядя перед собой. С одной стороны он был рад, что Ямамото ушёл, но в глубине души было невероятно паршиво. Подрывник чувствовал тоску и одиночество. «Я жалок… А ты жесток Такеши…». Самым сложным было встать с постели. Тело, казалось, болело везде, где только можно и нельзя. Тихо матерясь, хранитель Урагана надел шёлковый чёрный халат и закусив губу, отправился на поиски кофе. - Да-да-да, ты всегда меня хочешь, когда твой «чёртов босс» посылает тебя куда подальше. - Голос Ямамото был весьма громким, но с нотками юмора. Он улыбался, удерживая мобильник прижатым плечом к уху, и что-то помешивал на сковороде. Гокудера опешил и даже пару раз моргнул, проверяя, не мерещится ли ему одетый Ямамото Такеши возле плиты. Хранитель Дождя повернул голову, узрел хранителя Урагана, улыбнулся ещё шире и заявил в трубку. - Всё, мне некогда. Тут есть люди поважнее… Да-да, важней тебя, Сквалло. Да, я тебя тоже люблю… Из трубки слышался крик и отборный мат, но Ямамото с улыбкой нажал на кнопку отбоя и убрал мобильник в карман. - Свежевыжатый апельсиновый сок, кофе, сейчас будет завтрак… - его взгляд скользил по фигуре подрывника, словно поедая, уже нагло забираясь под халат и… - Где ты взял продукты? - Гокудера налил кофе, стараясь не смотреть на мечника, вернее не замечать этого взгляда. - В магазине напротив… ты сумасшедший, Хаято. Нельзя держать холодильник пустым! - он ловкими движениями накладывал на тарелки еду, продолжая улыбаться. - Это ты сумасшедший, что в такую рань отправился в магазин… - «Рань? А может быть и нет… сколько времени?» И только сейчас Гокудера осознал, что не спешит сломя голову в особняк к Десятому, что его мысли не вертятся вокруг Цуны. Словно он переступил черту, вышел за порог, оставив за спиной то, что еще вчера было его жизнью. Начав новую?.. - Ты хорошо себя чувствуешь, Хаято? - мечник наклонился к нему, почти касаясь своими губами его губ. – Ты побледнел. Хранитель смущённо улыбнулся и подставил губы для поцелуя, проводя пальцами по подбородку Ямамото, касаясь шрама. - Замолчи, - требовательный голос, а губы уже сами прижимаются к губам Такеши, и руки блуждают по спине. – Зачем на тебе так много одежды… Сквозь поцелуй, не открывая глаз, лаская сквозь шёлк поджарое тело подрывника, хранитель Дождя тихо ответил. - Я не думаю, что голого меня пустили бы в магазин…хуже всего, меня бы забрали в полицию. Хаято… я не железный, а тебе надо отдохнуть… Всё ещё держа его в своих объятьях, всё ещё не отпуская, поцеловал в макушку и нехотя отстранил от себя, увлекая к столу. - Я скажу Цуне, что ты приболел… Лучше тебе сегодня оставаться в постели. - Ямамото ходил туда-сюда, расставляя тарелки, приборы и в тоже время рассуждая вслух, то и дело, касаясь Хаято. То плеча, то тонкого запястья или пряди пепельных волос. А подрывник сидел и только кивал, не веря происходящему. Боясь дышать, боясь спугнуть. Смешной, он ведь и подумать не мог, что это возможно навсегда.
Жить и не слышать божественного сочетания звуков "ниточка карачунницы" - всё равно что лизать улиток через сукно.
Автор: Narmo Ilfirin Гамма: Eisvogel Фэндом: Katekyo Hitman REBORN! Пейринг: TYL!D18 Рейтинг: G Жанр: романс с элементами ангста. Размер: мини Дисклеймер: всё принадлежит Амано Предупреждения: OOC От автора: за первоначальную идею спасибо Ouji-Sama :3 Написано в подарок ко дню рождения моего любимого ScaryKawaii
читать дальшеТелефон молчал уже который месяц. И ещё бы ему не молчать - этот номер знали всего два человека. Одному, верному консильери, звонить на него было попросту незачем. А от второго… видимо, пора было прекращать ждать звонка. Дино вздохнул, захлопнул простую чёрную раскладушку и… со всей силы запустил несчастный телефон в стену. В самом деле, нечего было больше ждать. Его звонки, как и смс, игнорировались. Да и когда стосковавшийся и готовый попросить прощения итальянец приезжал в Намимори, Кёи волшебным образом не оказывалось в городе. По каким каналам он узнавал о приезде Дино, оставалось для того загадкой, но одно было ясно как божий день: видеть его не хотят. Его это злило: почему нельзя сказать об этом в лицо? Впрочем, Кёя всегда поступал, как ему заблагорассудится. И в этот раз… В этот раз он имел полное право так поступать. Дино не думал, что это будет просто. Сообщить своему любовнику о том, что вскоре, возможно – возможно! – у него появится законная супруга – дело непростое, а в случае с Кёей и вовсе отдаёт суицидом. И всё же он не ожидал, что Хибари отнесётся к этому так болезненно. Это Кёя-то… Глыба льда. Айсберг, да. Робот, прикидывающийся человеком и с годами только отточивший своё мастерство маскировки. Так казалось со стороны – но до конца правдой не являлось. Наверное, он чувствовал себя по меньшей мере преданным, и такая новость была сродни ножу в спину. Дино привык думать, что он для Хибари значит не так уж много. Да, хороший любовник, неплохой соперник – но можно найти и получше. Только Кёя почему-то не находил. И не искал вовсе. Он понял, как ошибался всё это время, когда увидел, как у Кёи дрожат руки. Лицо оставалось непроницаемым, ну разве что бледнее, чем обычно, а вот руки… Японец то и дело складывал и раскладывал телефон, и Дино всё не мог отвести взгляд от тонких пальцев. Потом телефон был оставлен в покое, но тут же пальцы забарабанили по столешнице, выстукивая какой-то нервный мотив – всё, что угодно, в попытке сдержать этот тремор. И то, как не сочеталось выражение лица Кёи с поведением его рук, выглядело страшновато. Теперь Дино думал, а стоило ли вообще рассказывать, ведь ничего ещё не было решено. А впрочем… всё было уже сделано, и он просто идиот, что не смог понять. Что сомневался. Не только Кёя был нужен ему, но и он – Кёе. Он тогда просто ушёл, не дослушав до конца, а телефон – точно такой же, как у Дино – был одним метким броском упокоен в корзине для бумаг. Кёя, конечно, знал заветный номер наизусть, но этот жест наглядно показывал, что он собирается стереть его из памяти. У него бы получилось. Или уже получилось, думал Дино. Ибо, и вправду, ни одного звонка. Хотя кто знал, возможно, и Хибари думал точно так же и точно так же мучительно ждал. Блондин фыркнул, встряхнул головой, выкидывая крамольную мысль. Ждал он, как же.
Кёя не любил сборища, это знали все. Обычно он отмазывался от всех вечеринок, в честь чего они ни были бы. Но на такое незначительное, казалось бы, событие, как празднование трёхлетия дочери Цунаёши и Кёко, он явился. Подарил радостно улыбавшейся малышке (её улыбка, правда, стала несколько натянутой, едва она завидела этого «жуткого дядю») огромного плюшевого ёжика и занял место за столиком поодаль от всех. Он и сам не знал, почему принял приглашение, которое было чистой формальностью, как и вся эта вечеринка. В последнее время он вообще сам себя не понимал. Привычная чёткость и логичность его действий была нарушена. Всё чаще хотелось взять первый попавшийся телефон и набрать цифры, въевшиеся в память, словно кислота. Это злило. Он не мог позволить каким-то эмоциям возобладать над разумом. И уж тем более, признать, что скучает по нелепому травоядному. Просто нужно было ещё немного времени. Почти десяток лет против года…да. Время всё уладит само. Только его не предупредили, что глава семьи Каваллоне тоже приглашён. Посидев минут сорок и собравшись уже незаметно уйти, он встал, развернулся и буквально нос к носу столкнулся с Дино. Кто доверил итальянцу принести поднос с напитками, неизвестно, но закончилось это плачевно – и идеальный костюм Кёи, и светлые брюки Каваллоне близко познакомились с клюквенным морсом. Что больше взбесило Хибари – испорченный костюм или встреча с тем, о ком он так старался больше не вспоминать – понять было трудно, но Дино, всегда тонко чувствовавший настроение своего бывшего ученика, схватил его за руку и, не обращая внимания на изумлённые взгляды гостей, потащил быстро закипавшего японца в одну из комнат. Им требовалось место, где они могли спокойно поговорить. Ну, относительно спокойно.
Кёя мысленно уговаривал себя держаться. - И? Какого чёрта ты меня сюда притащил? - Нам нужно поговорить, - мягко начал Каваллоне. - Не нужно. Он встал у окна, вдыхая веявший вечерней прохладой воздух. Так было проще не думать. И успокоиться. Да нет, какого чёрта?! - Не находил приглашения на свадьбу в своём почтовом ящике, - ядовито выплюнул Хибари, развернувшись спиной к окну. Карие глаза смотрели виновато и в то же время – ласково. И за одно это хотелось взять ублюдка, занявшего все его мысли, за мягкие волосы и впечатать лицом в стену. Мягкие… Чёрт возьми, вся проблема была в том, что Кёя не был уверен, что, схватив виновато улыбающегося блондина за волосы, не притянет к себе и не поцелует. Слишком хорошо он помнил до сих пор его тёплый запах и то, что эти хреновы пшеничные волосы мягче, чем у любой девушки. - Никакой свадьбы не будет, Кёя, - тихо произнёс Дино, осторожно подходя ближе – словно к дикому зверю подбирался. Не задеть бы чего. Японец чуть наклонил голову набок, в серых глазах сквозь дымку ярости и смутной обиды появилось непонимание. - Я был идиотом, - просто выдохнул Дино, останавливаясь в паре шагов. Хотелось подойти ближе, обнять. Нет, рано. – Мне не нужен никто…кроме тебя, Кёя. Непонимание сменилось недоверием, и без того узкие глаза чуть прищурились. - Да ладно? По-моему, ты всегда был идиотом. И остался им. Желание прибить Мустанга, к неудовольствию Хибари, понемногу испарялось. Возможно, просто потому, что он знал – Каваллоне никогда не врал. Просто не умел. - Ты мне нужен, Кёя, - повторил тот, заглядывая в глаза. Так близко, что Кёя чувствовал его запах. Который так и не забыл за несколько месяцев, сколько ни пытался – вместе со всем остальным. Но позволить к себе прикоснуться сейчас значило проиграть окончательно. Он сделал шаг вперёд, мстительно хмыкнул, когда Каваллоне невольно попятился. Правильно. Ещё рано. Обойдя Дино, Кёя подошёл к столу, наклонился над ним, достав из кармана ручку и визитку, быстро нацарапал что-то на обороте и оставил лежать. Не поворачиваясь, убрал ручку и спокойным шагом направился к двери. Дино проводил его растерянным взглядом, не смея задержать, но Кёя остановился сам, уже взявшись за ручку двери. - Мой новый номер. И только попробуй не позвонить. Даже закрыв за собой дверь, он, конечно, не видел – чувствовал счастливую улыбку своего травоядного. Всё снова было на своих местах.
Выйду ночью в поле с конем, Ночкой темной тихо пойдем, Мы пойдем с конем по полю вдвоем...
Название: «Ревнивое Небо» Автор: $dino cavallone$ Фендом: Kateikyoushi Hitman Reborn! Бета: - Narmo Ilfirin Пейринг/Персонажи: TYL!Дино/TYL!Хибари Рейтинг: NC-17 Дисклеймер: Всё её - Амано Акира. Жанр: PWP Статус: завершен. Размещение: с разрешения автора.
читать дальшеИногда Хибари нравились такие игры. Хотя игрой это было в его понимании, для Дино это было адом. Да он и не осознавал, что это всего лишь развлечение, внесение чего-то нового в их отношения. Хотя как можно назвать отношениями то, что у них продолжалось уже на протяжении десяти лет. Короткие встречи, жадный голодный секс, а потом смс и звонки, и опять ждать, тысячу раз пытаться разорвать невидимую нить, которой они повязаны. Узнать, что десятый босс семьи Каваллоне оказался ревнивцем, было неожиданно. А ведь потребовался всего лишь слишком долгий взгляд в сторону на совершенно, абсолютно никчемный объект, дернувшийся вверх уголок губ - и вот его заподозрили в измене. Дикая страсть, боль и наслаждение, а потом горячие поцелуи и шепот о прощении. Хранителю Облака понравилось. Это было ново, это было невообразимо, он и не знал, что этот недотепа с виду может быть таким яростным и необузданным. И вот на этой дурацкой вечеринке Кёя весь вечер не сводил глаз с Ямамото Такеши. А тот в свою очередь улыбался широко и открыто, чем вызывал яростное шипение и не менее яростные взгляды Гокудеры Хаято.
Небо злилось, небо предвещало гром и молнии, ураган и цунами. Иногда такое небо нравилось Хибари больше, чем теплое, ласковое, невероятно солнечное, чистое и голубое. - Почему он?! - Дино остановился возле Хибари, глядя прямо в глаза, не моргая, плотно сжимая губы. - Не знаю, – честно ответил хранитель облака и даже пожал плечами. Он и сам не знал, почему смотрел на Ямамото. А на кого еще? На Саваду? Хм, это было бы забавно. На этого пропахшего табаком неврастеника? Это не забавно. На Рехея? Это было бы экстремально. А Рокудо Мукуро не было, он сопровождал Хром в театр, девушка прониклась Кабуки. - Тебе было хорошо? – едва слышно спросил Каваллоне, съедаемый ужасной ревностью. - Какая тебе разница? – ответил Хибари, отвлеченный от своих мыслей и чуть не ляпнувший: «Откуда мне знать?» – Ты хочешь знать в подробностях?.. Он не успел договорить, как оказался прижатым к стене. Между ними пробежала искра, и Кёя сверкнул глазами, выставив вперёд руки в предупреждающем жесте. - Не смей, – внятно прошипел японец, заглядывая в почти черные глаза Неба. Но было поздно. Дино ухватил его за подбородок, плотно фиксируя, и поцеловал. До боли, до зубного скрежета, врываясь языком между губ. Он целовал его жадно и страстно, и Хибари хотелось ухватиться за воротник его рубашки, чтобы устоять. Пальцы в волосах сжались в кулак и потянули назад, заставив запрокинуть голову, открыв горло. И вот горячие губы уже на шее, кусали, впивались, вырывая приглушенный стон. Эта нарочитая грубость возбуждала. Тело реагировало само: озноб по коже, внутри все переворачивалось, сердце ухнуло куда-то вниз, а в легких перестало хватать воздуха. Шелк кимоно холодил, ласкал, а горячие ладони заставляли извиваться. - Не сметь?..- ухмылка на его губах заводила, и напрочь сносило крышу от прикосновений кончиков пальцев к обнаженной коже. – Ну уж нет… Сильные ладони скользили по бедрам, стискивая аккуратные подтянутые ягодицы, оставляя следы на бледной коже. А губы всё терзали шею и плечи, спускаясь ниже. Зубы прикусили сосок, вырывая вскрик, и он уже сам вплел пальцы в непослушные волосы цвета пшеницы, оттягивая от себя. Глаза в глаза, темные, полные животной страсти, ещё немного - и можно в них утонуть. Дино встал на колени, распахнув снизу кимоно, и улыбнулся, смотря на уже вставший подрагивающий член. - Нет, - Хибари смотрел сверху вниз. Легко сказать, но ведь не послушается. «Нет» - это просто слово, Каваллоне не знал слова «нет». Убрал его руки, сжав тонкие запястья, и обхватил губами влажную головку, медленно забирая в рот больше и больше. И Кёя задыхался, откидывая голову назад, упираясь затылком в стену, дыша открытым ртом. Невыносимо хорошо. Хранитель Облака знал, как это делает безграничное Небо, как может довести до края, столкнув в пучину наслаждения. Вот только не смотреть, как влажные губы скользили по стволу, как тот появлялся, поблескивая, и вновь исчезал в умелом рту. Хибари сам двигал бедрами навстречу, дергал руками, желая освободиться, чтобы опять вплестись пальцами в светлые волосы, но уже не оттолкнуть, а, наоборот, самому задать темп, какой он хотел. - Остановись! - почти приказ, и даже получилось сказать это, не задыхаясь… Но кто может приказать небу? Задрожав всем телом, вцепившись в плечи Каваллоне, он застонал, кончая. Проигрывая этот раунд. Шум в ушах, стук собственного сердца, а глаза почти не видели; держаться за широкие плечи, чтобы устоять на ногах. А Дино не дал опомниться потянул вниз, ставя на четвереньки. И вновь пришло возбуждение, приглашая в свои объятья, сковывая, бросая тело в дрожь. Член дернулся, набирая силу, когда грубо задрали подол кимоно, оглаживая ягодицы. Хибари уткнулся лбом в циновку, сложив перед собой руки, слыша позвякивание пряжки ремня, молнии… и закусил кулак, ожидая вторжения. Но внутри оказались всего лишь пальцы, небрежно, немного больно двигающиеся, растягивающие. Об этом его любовник не забывал, каким бы ни был и что бы ни хотел с ним сделать. Приглушенный вскрик вырвался самим собой, когда мужчина вошел в него, яростно и даже грубо. В наказание? Хибари не успел додумать, сейчас все его мысли были только об одном - удержаться в этой позе, сдержать громкие стоны. Он глотал их, кусая кулак, чувствуя, как с плеча сползало кимоно, как Дино крепко держал его бедра, впиваясь пальцами в кожу. Он повернул голову в сторону, вжимаясь щекой в циновку. Боль постепенно мешалась с острым, захлестывающим наслаждением. Дино заполнял его полностью, всего, без остатка, японец уже и сам не помнил, когда стал вскидывать бедра навстречу сильным движениям. - Ааннхх… сильнее…- вырвалось сквозь стон. Да, он хотел этого, животной страсти, ярости и боли. Было в этом что-то притягательное, увлекающее за грань. И Хибари посмотрел на итальянца сквозь слипшиеся ресницы, чуть приподняв краешек губ. - Сильнее?.. – почти рычание в ответ. Этот взгляд и поза унесли остатки разума. Как будто ударило током по оголенным нервам, а в голове что-то отключилось. Заломив тонкие, но сильные руки Хранителя за спину, Дино стал двигаться, крепко сжимая их у запястий одной рукой, а второй ухватившись за обнаженное плечо. Он почти выходил полностью и вновь врывался внутрь, уже не думая о последствиях. Кровь кипела в венах, дыхание вырывалось со свистом, пот капал с подбородка, мешаясь с потом его любовника. Наклонившись чуть вперёд, проникая полностью и кусая за загривок, он тихо усмехнулся, продолжая быстро двигаться: - Ты такая сучка, Кёя… Сейчас, балансируя на грани, Хибари мог лишь отложить это в уголке все ещё не покидающего его сознания, чтобы потом припомнить в виде пары хороших ударов. Он задрожал, чувствуя, как внутри разворачивается огненная спираль, как на мгновение сковывает всё тело… Японец кончил, судорожно ловя ртом воздух, сжимая член Каваллоне внутри. На что тот не заставил себя долго ждать, вторя приглушенным стоном в ответ, разрядился глубоко внутри своего любовника. Вспомнить, как дышать, почувствовать свое тело и разлепить глаза, желая только об одном - оказаться в душе. Хибари резко одернул подол кимоно, натягивая спущенный рукав, на пару минут сворачиваясь в клубок, морщась от неприятных ощущений. - Кёя?.. – голос Дино уже как прежде, даже с нотками вины. А вот сейчас лучше не отвечать. И Хибари, преисполненный достоинства, поднялся, отворачиваясь. - Нет. Не уходи, подожди, – блондин остановил его, разворачивая к себе, приподнимая голову за подбородок.- Прости… прости меня. Кёя ударил его по руке и мотнул головой, продолжая молчать, желая только одного – оказаться в душе. - Кёя, прости! – встав на колени и бережно взяв в руки его ладони, поцеловал. Синяки уже проступили на запястьях, Дино нежно поцеловал каждый, прикрыв глаза, шепча слова, путая японский и итальянский. – Святая дева Мария, прости меня. Я… дурацкая ревность! - Я хочу в душ, – прервал его хранитель облака, начиная осознавать, что готов отвесить пару ударов прямо сейчас. - Да конечно, я помогу тебе,- улыбнулся Каваллоне, обнимая любовника и шепча ему на ухо, – я вымою все места, где прикасался к тебе… - Забью. До смерти. Если ты ещё раз за сегодня прикоснёшься к тем местам, – прошипел Хибари, отворачиваясь и направляясь в ванну. - Кёя, ну вот всегда ты так… Я же из чистых побуждений. Подожди, я всё же помогу тебе. Но Кёя его не слушал, он думал о том, на кого он в следующий раз будет засматриваться, чтобы вновь разбудить свое необузданное, дикое и страстное Небо.
Название: No Service Автор: Alex Emsworth (Чацкий) Рейтинг: G Пейринг:(implied) 8059 Жанр: драма (видимо) Дисклеймер: I disclaim. От автора: мне не нравится этот текст; он дался мне отчего-то нелегко, и вышел совсем не таким, каким я задумывала его изначально. но - пусть так; я больше ничего не могу с ним сделать. Не конкретно TYL!, но им уже относительно много лет.
+++Гокудера сидел на одном из немногих целых участков бордюра; он чертовски устал, был раздражен - почти зол. Всё вокруг было покрыто толстым слоем пыли, даже он сам - казалось, всё это проклятое место состояло из одной пыли, и он ненавидел его всем сердцем, ненавидел плотный, мутный горячий воздух, от которого ему почти становилось дурно, это хмурое небо, затянутое облаками, ненавидел это вездесущее ощущение застоя. Гокудера ненавидел ждать, но сейчас он только и мог, что нервно поглядывать на часы - то на наручные, то на дисплей телефона, что беспрестанно крутил в руках в тупой надежде на то, что рано или поздно эти дурацкие буквы, что составляют незамысловатую фразу «No Service», исчезнут, и на экране вместо них появится имя его оператора. Или любого другого оператора, что додумался провести явно убыточную линию в этой дыре - ему некому звонить сейчас, незачем, но со связью спокойнее, несмотря ни на что. Но чудо никак не происходило - и с каждой секундой Хаято злился всё сильнее.
Он бездумно буравил взглядом неприметную дверь, гадая, что там может происходить, мечтая о том, как этот придурок с вечным ветром в голове вот сию минуту выйдет из этой чертовой двери, они сядут в машину и уедут из этого места, что нервирует его всё сильнее. Ожидание сводило с ума, и ход секундной стрелки глухо отдавался в ушах, несмотря на окружающую его суматоху и шум.
И людей. Все люди здесь куда-то шли, куда-то спешили и что-то делали, и все без исключения смотрели на него, как на привидение - ни он, ни их черный джип не вписывались в грязно-коричневый ландшафт и мрачное уныние, что царило вокруг. Он купил у печально выглядевшего торговца яблоко, скорее просто потому, что не знал, как еще от него отделаться - тот обладал весьма располагавшим лицом, но загораживал ему обзор и ни слова не понимал ни по-английски, ни по-итальянски, ни, тем более, по-японски; Гокудера вообще не был в состоянии определить, на каком языке тут говорят, он никогда такого не слышал, и речь окружающих не представляла для него ничего, кроме непонятной мешанины из звуков. Мальчик с испачканным лицом явно хотел получить от мафиози какую-нибудь мелочь, но настаивать, когда тот его прогнал, не решился.
Гокудеру почти что ощутимо, физически тошнило от людей вокруг - здесь всё насквозь пропахло бедностью и отчаянием, и это вытесняло всё остальное. Он чувствовал, что ему не место здесь, им здесь не место. Чувство безнадежности, мерзкое, липкое, окутывало его и вместе с густым воздухом не давало дышать. Бедные, попрошайки, бездомные, обиженные и обездоленные не вызывали в нем ничего, кроме презрения - его работа, стиль его жизни не оставлял места для жалости и сострадания ни к кому, кроме узкой группы непохожих друг на друга, совершенно разных людей, которых было принято называть «семьей». Правда же заключалась в том, что они и были семьей, несмотря ни на что, несмотря на никуда не уходящую отчужденность и некоторое недоверие, что неизменно присутствовало между ними, пусть и притуплялось с годами. Они были семьей, потому что только подобные им могли держаться вместе; иногда Гокудере казалось, что только общие мрачные тайны и связывают их, не дают распасться, разойтись по миру - они привыкли друг к другу и научились терпеть, и им просто некуда уже больше идти - некуда бежать. Беззаботные школьные годы остались далеко в прошлом; как бы Тсуне не хотелось сохранить их, пронести через время ощущение теплоты и сплоченности, это было невозможно - босс и сам это знал, и знание это сквозило во всем, в его взгляде, что становился всё тяжелее, как казалось, с каждым днем, в его жестах и манере держаться. Он изменился, как изменились и все они, и это было естественным течением вещей - с высоты своих нынешних знаний и умений Гокудера оглядывался назад и никак не мог понять, как им, тогда еще совсем школьникам, детям даже, удавалось не только выживать, но и оставаться на самой вершине. Он хорошо помнил все те события и слова, что говорил Десятый, но не мог осознать, как и почему им позволили делать то, что они делали - не то, что это было важно сейчас, по прошествии стольких лет, но это не давало Гокудере покоя. Он хотел знать, почему случилось то, что случилось, хотел знать, как они стали теми, кеми стали - и хотел, в конце концов, знать, что заставило его так привязаться к человеку, которого он больше всего ненавидел поначалу.
Может, в конце концов, Десятый был прав, улыбчивый Десятый, почти восторженный даже. Хаято никогда не понимал, по сути, до конца его мотивов, как и не понимал до конца мотивов многих из тех, кто окружал его - вполне возможно, что Ямамото был прав, и это было в какой-то мере игрой, по крайней мере, поначалу; проблема была в том, что Гокудера ни на секунду не верил в то, что Такеши и впрямь не понимал всей серьезности ситуации - просто так ему было спокойнее. И - Хаято сам себе не всегда хотел в этом признаваться - ему самому так было спокойнее тоже; с годами он научился верить этой его идиотской улыбке почти как самому себе.
С годами углы стираются, и с годами они сработались, научились не реагировать резко - Ямамото не ругался, когда Гокудера курил, а Гокудера, в свою очередь, перестал кричать на него, когда тот говорил, говорил и говорил - когда Ямамото молчал, было куда тревожнее.
Всю дорогу сюда он молчал, а Гокудера мрачно курил в окно - и он бы хотел что-то сказать сам, но это не имело смысла. Нужно было просто переждать, перетерпеть - и он ждал, и уговаривал себя, что так лучше, что он здесь просто для поддержки и что он меньше всего подходит для переговоров - всё это было правдой от первого до последнего слова, но легче не становилось ни на секунду. Прошло всего пятнадцать минут, но они были мучительно медленными и будто терзали его изнутри. Ничего не менялось, только люди, что слились для него в одну безликую массу, всё шли куда-то, часы монотонно отбивали ритм, связи так и не было, а воздух будто только уплотнялся; природа ждала дождя, и он - вместе с ней.
Название: Быть обязанным кому-то и самому желать что-то дать – разные вещи. Автор: Aritsuki Фэндом: Реборн Пейринг: TYL! Дино/Хибари Рейтинг: PG-13 Жанр: романс, ангст и море понимания Дисклеймер: ни на что не претендую Размещение: хоть где только с шапкоой
читать дальшеХибари Кея никогда никому не был должен или не считал себя должным. Ему не надо было от людей никаких одолжений, либо он заставлял выполнять свои желания силой, либо несчастного, который не смог или не захотел исполнять «просьбу» ждала смерть. Но быть обязанным кому-то и самому желать что-то дать – разные вещи. Сейчас Хибари понимал это слишком отчетливо. Он не знал когда это началось, может быть с задумчивых взглядов Кавалонне на приемах, обращенных в никуда, а может с грустных полуулыбок во время коротких прогулок по парку ,рядом с офисом. Кея не понимал, ему казалось что все из-за наступающей осени, поэтому Дино хандрит, но время шло, закончилась зима, началась весна и вот осталось всего две недели до лета, а лучше не становится. Нет, все в порядке, подчиненные мустанга ничего не замечают, только Ромарио уклончиво отводит глаза на все немые вопросы Хибари, показывая что он понимает босса, хоть тот ему ничего не говорит. А у Дино все та же заразительная улыбка, та же нежность в глазах и теплые руки, но эти редкие взгляды… В свою очередь, на все вопросы он отвечает что все нормально, но Кея понимает, что ничего не нормально, что-то колет, что-то мешает, скорее всего то о чем им обоим не захочется говорить, иначе этот разговор был бы давно закончен. Последним кусочком мозаики стало то, что брюнет проснулся посреди июльской ночи от того, что Дино гладил его живот. Месяц выдался жарким и сухим, кондиционер работал почти не переставая, но не смотря на это пальцы Кавалонне были обжигающе холодными, они оставляли за собой дорожки мурашек, заставляя мышцы пресса сокращаться. Тогда Дино извинился что разбудил, поцеловал в висок и обнял покрепче, тихо прошептав свою очередную глупость про любовь, и Хибари не придал этому значение, такое случалось постоянно, на травоядное могли находить приступы нежности не в том месте и не в то время. Но утром, когда он проснулся, картина сложилась воедино, и Кея понял, что он никогда не сможет подарить Дино то, в чем тот нуждается больше всего, то за что он готов отдать большую цену. Не сможет, как бы сильно не хотел. И дело не в силе желания и не в решимости, это просто невозможно. Хибари никогда не сможет дать Кавалонне ребенка. Ребенка – наследника, которого старейшины семьи требуют не первый год. Ребенка - которого смог бы воспитывать Дино. Ребенка – который был бы их следом в этом мире, тем что они оставят после себя. Ребенка – который был бы подтверждением их чувств, их отношений, их любви. Он был абсолютно бессилен, почти впервые в жизни он не знал что делать. Винить блондина за его желание было бы жестоко и эгоистично, потому что оно естественно. Злится на себя, но за что? Здесь нет его вины, Дино понимал, от чего отказывается, когда начинал их отношения. Где-то полгода назад Кея задумался, как бы повернулась их жизнь если бы они никогда не встретились. Сейчас у Дино наверняка уже была семья. Он бы был прекрасным мужем, за все пять или шесть лет их отношений он не давал Кее ни капли поводов на подозрения, хотя вокруг постоянно крутятся девушки самых разных возрастов, надеясь на удачу влюбить в себя не только красавца, но и большую шишку с миллионными счетами в банках, даже при том, что его отношения с хранителем облака Вонголы известны всему миру мафии и почти официально объявлены. Сам Хибари продолжал бы жить в своем тихом Намимори, следить за порядком и выполнением правил. Они оба заплатили свою цену. Дино отказался от семьи, а Кее пришлось уехать из Японии на Сицилию, к палящему солнцу, соленому морскому воздуху и миру мафии. Но он не жалеет и надеется что Дино чувствует тоже самое, потому что хоть Кея никогда не признается в этом даже себе, он готов ради Кавалонне на все. Если понадобится, он сравняет Намимори с землей не дрогнувшей рукой, он убьет кого угодно и разрушит все что будет мешаться, возможно он даже предаст Вонголу и уничтожит Саваду. Но правда оказалась в том, что Дино не нужен разрушенный Намимори, ему не нужен труп Тсуны, ему кроме Кеи нужно только одно, то, что этот Кея никогда не сможет ему дать. Хибари тяжело выдохнул и перевернулся на спину. Вторая половина кровати была пуста и даже успела остыть, значит сейчас не меньше часа дня. В последнее время миссии выматывали до предела, оставались силы только для того чтобы дойти до постели, рухнуть и уснуть не раздеваясь. Просыпаться совсем не хотелось, но что то подталкивало встать, закутаться в одеяло и пойти на кухню, откуда уже доносилось позвякивание ложек и шипение масла. Хранитель облака замер у двери и прислонился к косяку. Дино напевал под нос какую-то песенку, ловко орудуя большой деревянной ложкой. За всю совместную жизнь с Кеей он научился сносно готовить, чем и старался радовать любовника каждое утро, но беда в то что получалось хорошо у него всего три – четыре блюда. Рядом летал Хиберд пытаясь подпеть и изредка усаживался на голову Кавалонне, не больно клюя и требуя угощение за старания. А тот гладил птичку и давал несколько крошек, которые Хиберд с удовольствием склевывал с пальцев. Кея невольно улыбнулся. Дино его совершенно точно не заметил, иначе начались утренние нежности и прочая ерунда настроения на которую у Хибари сегодня не было. Ему хотелось просто посмотреть на блондина, на его руки в которых частенько мелькал пистолет, на плечи, на которых лежат проблемы всей семьи, на золотые волосы, еще влажные после душа. Он такой теплый, такой родной, наверное Кея перестал ценить его как следует, ведь без этого травоядного врятли облако было таким свободным как сейчас. Хибари подходит быстро, еле слышно шурша одеялом и обнимает Дино за талию, прижимаясь всем телом, утыкаясь лбом между лопаток и немного приподнимает уголки губ, пахнет свежестью и резковатым запахом парфюма, как всегда. - Кея?! Что случилось? Ты уже проснулся? – Дино вздрогнул от неожиданности и Хиберд обиженно чирикнув покинул насиженное место, устроившись на холодильнике и приглаживая растрепавшиеся перышки. - Ничего, просто… Я тебя люблю – Кее всегда такие слова давались с трудом, но сейчас они сложились легко и даже с какой-то просящей интонацией. Кавалонне выключил плиту, отложил ложку на стол, развернулся не расцепляя руки Хибари и обнял его за плечи. - Я тоже тебя люблю. Что случилось? – блондин говорит тихо, поглаживает шею пальцами заставляя расслабится и смотрит не понимающе с удивлением, но Кея слишком хорошо знает и его и себя, поэтому позволяет прочитать все в своих глазах, он давно научился различать за этой наивностью проницательность. Отсчитав десять секунд он отворачивается , устраиваясь щекой на груди мустанга. - Прости… - его хватает только на это, да и к чему какие-то слова, если можно показать все действиями. Как ни странно Дино понимает, ему не надо повторять дважды. Он прижимает хранителя облака к себе и тихо шепчет тому на ухо: - Глупый, ничего страшного, я ведь тебя люблю… Он чувствует что Дино улыбается и прижимается еще сильнее
Название: Диалог, сплетенный из кратких слов, полных смысла.|The dialog which was maden with short words and they had the endless mind. Автор: Cavallone Dino a.k.a. Kouki-tyan. Пейринг: D18 (Dino x Hibari). Рейтинг: претензия на NC-17 Жанр: романтика, PWP. Размер: мини. Состояние: закончен. Дисклеймер: не мое, мое только изгалятельства. Да простит меня Амано-сама! Предупреждение: OOC. Размещение: с разрешения автора. От автора: вдохновение мое, любовь моя - Кёя, родимый. Спасибо, что на сей раз подтолкнул меня сделать это до конца.
читать дальше- Кёя! Господи, да что ты делаешь…- Дино судорожно дышал, силясь избавится от сковавших руки наручников. Теперь он был прикован..к постели…полуобнаженный, взрослый..и такой безумно возбужденный. Взгляд мутно-карих глаз говорил сам за себя: «Я хочу тебя!» - Ты пытаешься меня отговорить? – насмешливо произносит в ответ брюнет, нагло ухмыляясь. Его узкие от хитрого прищура глаза являют собой почти идентичное отражение взгляда любовника – только темно, темно голубые. В ответ Каваллоне лишь бессильно вздыхает, понимая, что выбора у него просто нет…Да и против ли он? Нет, сегодня не будет обычным. Сегодня он, Хибари, будет полностью заправлять этим балом безумия..и владеть им, беззастенчиво и полностью, единолично. Все так же улыбаясь, что явно не свойственно обычно мрачному Хранителю Облака, он наклоняется, обдавая жилистую шею мужчины горячим дыханием, затем прикасаясь к ней губами...кусая. Дино молчит, закусывая губу и невольно ерзая – шея давно стала чувствительным местом…А Кёя все продолжает, оставляя заметные следы там, где их не может скрыть ворот рубашки. Возбуждает. - Мм…- блондин, мыча и вздыхая, старается заставить себя говорить, что уже стало трудно. – Кёя..! - Да-да? – так невинно, снова поднимая взгляд хитрых глаз, интересуется Хибари, тут же возвращаясь к своему занятию. Его тонкие бледные руки уже смутно блуждают по обнаженной груди, животу… - Не…томи..меня..прошу. – выдавливает из себя Босс Каваллоне, бессильно позвякивая цепью от наручников. «Хорошо хоть без меха…» - вдруг ловит он себя на странной мысли. Кёя пожимает плечами, вновь целуя, но уже ниже – ключицу. Тонкие пальчики уже возятся с ремнем брюк на мужчине. Предчувствуя приближение желанного, тот судорожно дышит, тихо подрагивая от прикосновений. - Мм…- словно бы удивленно протягивает юноша, мельком бросая взгляд на освобожденный от плена ткани орган любовника. «Настолько возбужден?» - усмехается он про себя, лаская ладонью восставшую плоть. Судорожный вздох невольно срывается с губ Дино. Но это еще не все. Взгляд голубых глаз, наполненных каким-то безумным желанием помучить взрослого мужчину, с интересом ловят каждое движение на его лице, все шире улыбаясь. Каваллоне краснеет под этим взглядом, уже понимая, что сегодня не будет таким, как обычно. Огонек, пылающий в чужих глазах, немного пугает его. - Ах! – полустон. Ласковые, мягкие губы, растянутые прежде в хитрую ухмылку, пробежавшись чередой легких поцелуев по прекрасному телу, коснулись плоти блондина, что тот просто не мог проигнорировать. «Мучить, так изощренно?» - думает он, невольно жмурясь от беспечного удовольствия. А самодовольный безумно Хибари все ласкает немалое по своим размерам возбуждение, нагло заигрывая и предпочитая нарочито-медленный темп быстрому. Ему нравилась та дрожь, что сейчас била взрослого мужчину, его недовольный, говорящий сам за себя взгляд и эти вздохи…Дино уже активно двигал бедрами вверх, гремя цепью на руках…Пытка продолжалась недолго, закончившись быстро и бурно. Кёя приподнимается, отирая губы и все так же улыбаясь. Дино обмяк, стараясь восстановить дыхание после такого поистине долгожданного удовлетворения. Его взгляд полуприкрытых веками глаз устремлен на его..мучителя ли? А тот уже поудобнее устроился на чужих бедрах, эротично обнажая свое худощавое тело, самое желанное для человека под ним. Покончив с ненужной одеждой, он просто…начал подготовку. Сам. Заведя одну за спину, другой одновременно лаская себя, не менее возбужденного. Блондин жалобно всхлипнул, не в силах оторвать взгляда от сокровенного зрелища. А Хибари, лишь подзадоривая, откровенно стонал, изгибаясь в спине и активно лаская себя обеими руками. А Дино постанывает, ощущая, что сам способен кончить даже без какой-либо помощи - просто наблюдая за происходящим на его глазах..И невозможно отвести взгляда. -…Ммм….мм…Ахх… бледное тело забила мелкая дрожь, и юноша ярко кончает, запрокидывая голову назад. Мужчина дернулся под ним, простонав в унисон. Уже напряжен до предела, не нужно было даже прикасаться...- Хааа.. – улыбка. Вновь в повисшей тишине загремела цепь от наручников - Дино ерзает, привлекая к себе внимание. Брюнет лишь склоняется, приближаясь к его лицу, изучая с неприкрытым самодовольством его выражение. Снова жадный поцелуй, в котором он лишь пытается скрыть – но от Дино ли? – начало последнего, решающего акта этой пьесы. И вот он уже седлает своего жеребца, отправляясь в бессознательный пусть в поисках блаженства. - Кёя… - тихо произносит блондин в самые губы, после долгого ожидания сразу невольно подаваясь вперед и проникая до конца. Громкий несдержанный стон, и мужчина чувствует, как ноготки парня царапают его спину. Наконец, пришел и его черед управлять этим действием! И он воспользуется этой возможностью сполна..Шумный удар цепи в прутья решетки - внезапное желание поддержать, а разум уже затуманен, а действия уже безвольны… Услышав треск, Кёя вновь улыбнулся. Ему оставалось лишь двигаться - пик сам достанет их обоих в нужное время. А Дино все набирает темп движений, закусывая губу и гремя цепью. Стоны уже звучат в унисон, порывы согласованы, движения так синхронны…Разум покидал обоих, но покрытые пеленой желания глаза упрямо следили за другим, словно пытаясь подловить на чем-то; но это продлилось недолго – увы, физические способности и потребности человеческого тела ограничены. Не способный сдерживаться, мужчина теряет ритм, толчки резки и рваны; не способный противиться, юноша лишь следует его движениям, судорожно уперев руки в широкую грудь. - Дино! – невольно срывается с губ брюнета. - Мм..м..Кёя!..- вторит ему Каваллоне. Он совсем забыл, что нужно вновь приласкать себя, но неожиданно кончает и так, от возросшего в момент возбуждения; он в момент пика окончательно разломал палку, удерживающую его на месте, и безвольно обмяк, подхватывая на все еще скованные руки парня. Конец застал так неожиданно…так бурно, одновременно, снимая, наконец, то повисшее в воздухе напряжение, прекращая эту безумную гонку, из которой никто не вышел победителем. Судорожное дыхание, два сплетенных тела на кровати, прочно прижатых друг к другу – заветные наручники не позволяют так просто разорвать эту прочную связь между ними. - Я так люблю тебя..- раздается нежный голос в тишине, и обожание окатывает Кёю с головы до ног со взгляда карих глаз. Он лишь улыбается в ответ, целуя мужчину. Вот уже несколько лет подряд он слышит эти слова; вот уже несколько лет Каваллоне все больше осознает, что готов произносить их хоть ежедневно, по поводу и без. - Я в душ. – после минутного молчания, прерываемого лишь ленивым чмоканьем припухших губ, заявляет Хибари, выпутываясь из крепчающих объятий. - Мм…угу… -бормочет сонно жеребец, лениво глядя ему вслед. – Эй, может, снимешь их с меня!?