[d188059]

Автор:  Вёрджил Ференце
Бета: не бечено.
Персонажи: TYL! Гокудера, TYL! Ямамото. Как такового пейринга не имеется, но можно поискать.
Рейтинг: Рискну предположить - PG-13.
Жанр: ангст, deathfic.
Размер: мини, 836 слов.
Дисклаймер: Отказуюсь. Всё Амано, моя только трава.
A/N: Исполнение чёрт-помнит-какой заявки на Хот Реборне. Звучала она так: TYL! Гокудера | TYL! Ямамото. Попытка самоубийства.

Готовьте носовые платочки не отходя от кассы.

Ямамото помнил всё до последней детали. Наверняка, он был такой не один, но говорить об этом с другими Такеши не собирался, а читать чужие мысли его никто не научил. Хранитель Дождя Вонголе проклинал свою хорошую память, цепляющуюся за всё подряд и надолго сохраняющую самые мельчайшие подробности.
Например, Ямамото до сих пор прекрасно помнил, что в тот день Тсуна, поспешно собирающийся на переговоры, умудрился порвать брюки, и поэтому ему пришлось надевать светлый костюм. Ещё он не смог найти перчатки, которые впоследствии обнаружились за книгами на второй полке стеллажа. Что они там делали – одному богу известно. Ямамото помнил, как торопливо Савада обнимал Кьоко, как чмокнул её в лоб и потрепал по волосам, улыбаясь привычно и немного рассеянно. Помнил, как все подскочили, когда Гокудера слишком громко хлопнул дверцей машины – руки у него тоже неслабо тряслись, поэтому он постоянно прятал их в карманы.
На светлой дорогой ткани кровь выглядела ужасно – расплывалась уродливым пятном вокруг аккуратной круглой дырки на том месте, где примерно располагалось сердце. Плюс-минус пара сантиметров. Впрочем, белому ковру тоже не особенно повезло. Контрольный в голову – и внутреннее содержимое черепной коробки Савады Тсунаёши стало достойным украшением пола в конференц-зале.
Это всё Ямамото тоже помнил. Не слышал только, что кричал Гокудера – слух тогда на время отказал. Жаль, что не зрение. Гокудеру оттаскивать пришлось тоже ему, с Десятым в тот день больше никого не было. Хибари бы им не помешал, или хотя бы проклятый фокусник Рокудо – вчетвером, да даже втроём, они перебили бы всех к чёртовой матери.
Тогда пришлось действовать осторожно. Десятого им позволили забрать, демонстративно не стали трогать убитых горем Хранителей.
Кто после этого не допустил хотя бы раз мысль о том, что всё потеряло смысл? Что ничего уже не имеет значения, раз их Небо исчезло, что им больше не нужно продолжать эту бессмысленную борьбу? Кто хоть раз не придумывал, какая смерть подошла бы ему лучше всего?
Другое дело, что никто так и не решился. Чувство долга, чувство ответственности перед узами дружбы пересилило всё, заставило поднять голову и двигаться дальше, пока были силы продолжать идти. Они должны были довести дело Тсуны до конца, должны были отомстить за своего друга, Босса, неотъемлемую часть их жизни, которую так грубо и беспощадно вырвали с корнем. Как будто разорвали на части душу. Без возможности склеить обратно.
Как бы странно и цинично это ни было, но именно это происшествие сроднило всех Хранителей ещё больше. Кажется, именно после него Гокудера пришёл к Такеши в первый раз – посреди ночи, словно зная, что тот не спит. Ямамото не нужно было ничего объяснять. Он просто молча подвинулся, освобождая для Хаято место рядом с собой на подоконнике.
Он курил одну сигарету за другой, вся комната насквозь пропиталась дымом, но никого из них это не волновало. Впоследствии такие ночи, полные одного на двоих молчания, вошли в привычку. Наверное, Ямамото хотелось думать, что так им обоим становится легче, только горе не уменьшалось. Оно продолжало прогрызать в груди огромную дыру, зияющую соблазнительной чернотой. Пустота. Забвение. Как это было бы здорово.
Такеши казалось странным, что никто, кроме него, эту дыру не видит.
Приказ верховного командования Миллефиоре начать наступление на Вонголу по всем фронтам случился как всегда неожиданно и как всегда не вовремя. В то время, когда убивали Ямамото-старшего, мечник Вонголе, делящий с небезызвестным Сквало титул Второго Императора мечей, расправлялся с мелкой мафиозной Семьёй в Северной Италии. Когда ему позвонили, чтобы сообщить о том, что Тсуеши погиб, он бережно обтирал платком, вытащенным из кармана последней жертвы, окровавленный клинок.
Свет померк. Мир вокруг превратился в чёрно-белое чередование одинаково пустых дней.
Однажды ночью, сидя на подоконнике и выпуская изо рта облачка ароматного дыма ментоловых сигарет, Гокудера заговорил. Какие-то ободряющие глупости, о том, что всё обязательно наладится, что всё ещё будет хорошо. Наверное, он пытался убедить в этом их обоих. Такеши был поражён – он прекрасно знал характер Хаято, знал его по жизни пессимистичный настрой. Именно через руки Хранителя Урагана проходила вся поступающая информация о текущем положении дел, так что этот ничем не подкреплённый оптимизм казался последней отчаянной попыткой сделать так, чтобы у них была хотя бы видимость того, что всё нормально. Не хорошо, но хотя бы нормально. Видимость того, что мир не рассыпался на крохотные кусочки мозаики, которые бесполезно пытаться собрать и сложить заново.
- Какого хрена ты всё это говоришь, Хаято? – спросил Такеши.
- Посмотрел бы на себя в зеркало – понял бы, - пожал плечами тот, вымученно улыбаясь. – У тебя не лицо – восковая маска.
Гокудера выглядел хрупким и истончившимся – Ямамото было страшно к нему прикасаться. В один прекрасный момент он понял, что ему страшно даже дышать в сторону подрывника и исполняющего обязанности дона Савады. И этот человек ещё пытался его утешать.
Утешать.
Его.
Когда пустота в груди начала болеть, Такеши не выдержал.
Беретта 92F хранилась в нижнем ящике его рабочего стола под неровной стопкой исписанных листов с многочисленными пометками и прочей мелочью. Чернота дула пистолета оказалась такой же соблазнительной, как и та чернота, что обосновалась у него в солнечном сплетении и постепенно продолжала расширяться.
Ладно, дальше ей хода нет.
Записку он оставлять не стал. Узор кровавых капель на стене позади кресла расскажет всё сам.
Такеши возвёл курок.
Приставил дуло к виску.
Рука не дрогнула. Никогда не дрожала.